По мере того как солнце опускалось, стихал и ветер, который теперь лишь мягко овевал как ветер с моря, дувший на другом плато, на Карсте, к северу от Триеста. Чем дальше она шла, передвигаясь от деревни к деревне, тем больше ей попадалось людей, которые, как и она, находились в пути, но только не поодиночке, а группами, шагавшими по проселочным дорогам, полевым тропам, через поля, иногда целыми толпами, как будто возродился обычай воскресных прогулок, – променад в чистом поле, только не вечерний, а предвечерний, на склоне дня: даже бегуны, казавшиеся поначалу чужеродными элементами в деревенском ландшафте, появлялись по нескольку сразу, и обходились, в отличие от участников групповых забегов, без всяких криков, а то, что они говорили друг другу, относилось не только к разряду обычных банальностей: «Когда мой отец умирал…», – услышала она, как сказал один, а другой: «Какой вкус был раньше у простокваши, я просто не могу забыть, так хочется опять попробовать…» Кто-то, на бегу, читал книгу. Другая, на бегу, неотрывно смотрела на небо. И немало кто, на бегу, вместо того чтобы пыхтеть, испускал вздохи. И вообще эти голоса: независимо от того, принадлежали ли они стоявшим, шедшим или бежавшим, они наливались громким звуком, без каких бы то ни было усилий с их стороны, особенно внутри деревень, которые задерживали ветер, и не просто разносили сказанное по округе, но как будто управляли ими, задавая направление, – а главное, преобразовывали и то, что́ было сказано и как, в каких словах и выражениях; такое непринужденное повышение голоса, обретавшего громкость, казалось, сначала перенастраивало слова, а затем на их место выпускало другие, из которых складывалось уже и другое общение. Мощное миролюбие исходило от этих голосов и постепенно обретало все большую внятность, благодаря которой было слышно каждое слово. Или эти голоса просто занимались очковтирательством? Внушали, будто никогда больше не будет войны, причем не только здесь? Благословенно такое очковтирательство. Мирные голоса и слово, сеющее мир, обманывайте дальше, без остановки.
И все же не обошлось без враждебности: пронеслась какая-то машина, на бешеной скорости, словно готовая всех поубивать, за рулем древний старик – не тот ли, что присутствовал на воскресной мессе под открытым небом, поддерживаемый со всех сторон? Похоже, с ним случилось чудо? Чудо, которое и обрекло его, кстати, на то, чтобы сделаться лихачом-убийцей, горе-водителем, который попадет на первую полосу «Oise-Hebdo»?
И еще одно воинственное действие: с неба буквально свалился дрон и прожужжал прямо над ее головой, так что у нее от воздушной волны спутались все волосы. Или это было мирное послание?