Воровство фруктов стало ее занятием: по-другому и быть не могло. И совершенно очевидно: это не означает, что посягательство на чужие, не принадлежащие тебе фрукты происходило под давлением; было болезнью, а тот, кто от нее страдал, был клептоманом. Просто по-другому и быть не могло, в том, что она делала, было что-то естественное, законное, что-то хорошее и прекрасное, что-то необходимое и отрадное, причем не только для нее. Но что же это получается, скажите на милость: неужели воровка фруктов считала себя носительницей своего рода особой миссии? Может быть, она мечтала или даже хотела, чтобы воровство фруктов включили в список олимпийских видов спорта? Идея не совсем бредовая, если посмотреть на все эти новые виды спорта, которыми пополнился олимпийский список.
Она действительно некоторое время, на пороге между детством и взрослой жизнью, верила в то, что у нее есть нечто вроде своей миссии, ее личной, но, конечно, не в роли воровки фруктов, а, как говорили когда-то, «в переносном смысле». Осознание собственной миссии проистекало, с одной стороны, от того, что она, вот только что еще включенная в круг своих сверстников, хотя она никогда не бывала в центре этого круга, вдруг оказалась вытесненной куда-то на периферию, почему – неизвестно, да ей и не хотелось знать почему. Те, в обществе которых она совсем недавно спокойно играла, теперь переставали с ней даже здороваться. Нежелание знать причину перемен было связано с тем, что она не хотела быть побочным персонажем. «Обочина – не мое место!» Теперь она чувствовала себя в центре. «Я вам еще покажу!»
С другой стороны, мысль о том, что у нее есть эта миссия, внушалась ей со стороны. Те, кто давал понять ей, что у нее имеется свое «задание», – и таких с каждым годом становилось все больше и больше, – были старше ее, намного старше. Все эти люди в возрасте, в том числе и те, которые видели ее только мельком, где-нибудь на улице, на ходу, не уставали говорить, что она «совершенно особенная», – «редкое явление», – «наконец-то хоть одна девушка не такая, как другие, которые так и липнут, только что ценников не хватает», – «ты прекрасна особой красотой!» – «вот человек, у которого есть свое предназначение!»
Из всех тех, кто считал, что у нее есть такое предназначение, особенно усердствовал в ее первые взрослые годы ее собственный отец. «У тебя есть жизненная задача, детка. Ты должна утвердить свое особое место в мире, отвоевав его у других, и у тебя кроме этого есть обязательство. Ты обязана обрести власть. Ты должна обнаружить ту силу, которую ты тайно носишь в себе, и открыто пользоваться ею. Ты явишь тем, кому это нужно, и такие есть, не сомневайся, свой свет и сожжешь этим светом их искусственные ресницы, ударишь им по ушам, так что задрожат сережки, долбанешь по кольцу в носу. Ты будешь олицетворять силу, совершенно другую. Ты будешь – ты будешь – ты будешь —»