Полина Дудник живет на той же улице, что и Балябы. Считай, соседка. Хата стоит дворов через пять от Балябиной. Привязалась Поля к Антону не на шутку. И одно ему несет, и другое. То маком угостит, то пасленом. В своем дворе детворы хватает, но ее потянуло в чужой. Когда Антон в пеленках покряхтывал, звала его крестником, а надел штанишки — женишком окрестила. Одним словом, всерьез привязалась, мимо балябинского двора никогда не пройдет.
После того, как дядько Охрим переехал с семьей на хутор, улица для Поли осиротела. Разбежится, бывало, девчонка, перегнется через низкую земляную загату, заглянет во двор — пусто. Случается, дядько Румын, балябинский постоялец, встретит неласково:
— Чего, коза приблудная, по чужим пряслам заглядаешь?..
Держа обе руки на плечах Тошки, Поля смотрит в лицо «крестнику-женишку», спрашивает нетерпеливо:
— Як вы там, в коммуне?
Антон, раскачиваясь на коньке, отвечает неопределенно:
— Живемо!
— Як батько, маты?
Антон делится без охоты. Зато с великим интересом осведомляется:
— Так далеко бегаешь? Аж из нашего краю?..
Для него сейчас свой край кажется далеким-предалеким, и по расстоянию, и по времени. Жалко его, милым он видится, тот край, но от теперешней жизни туда уже возвращаться немыслимо.
— Як ты тут оказалась?
— До родичей наведалась. — Приподняв ногу, кивнула на конек, белевший деревянной колодочкой в тусклом снежном сумраке. — Сковзалки у Ванька на часок попросила.
— Отчаянная! — восхитился Тошка. — Не боишься, что хлопцы засмеют?
— Дурень похохочет, умный только улыбнется.
Ступая елочкой, покатилась Поля задом наперед, из виду пропала.
Тем временем на реке затевалось недоброе дело.
Одни куда-то ускользали, другие перешептывались, поглядывая исподлобья на коммунских хлопцев. Коммунары чувствовали: что-то готовится, и на всякий случай держались кучно. Словно холодом потянуло. Словно трещина пролегла по темному льду между двумя гуртами.
И вот из-за поворота, из-за темных кустов лозняка, свистя и улюлюкая, выкатилась орава парней. Размахивая дубинками, они налетели на растерявшийся гурт хуторян.
— Бей коммунских!
— Кроши «Пропаганду»!
— Головою в прорубь!..
Такой ярости за Новоспасовкой раньше не замечалось — озверели люди, до крови дошли. Некоторые уже лежали на льду, воя от боли, прикрывая лица руками, призывали матерей на помощь. Некоторые пытались обороняться. Тошка успел сорвать с ноги конек и, намотав на руку конец сыромятного ремешка, со всего маху лупил коньком по противнику. Йосып изловчился дмухнуть пылающим огнем в глаза наседающих. Гнат Дымарь орудовал где-то раздобытым дрыном.