Вспомнив, что дальше следуют слова, предназначенные не для общего слуха, засверлила воздух визгом:
— И-и-их!
Какой-то нескромный шутник, — сперва не разобрать было кто, — добавил, кинув в круг через головы впереди стоящих:
Ой гоп, три копицы,
Ходил заяц до лисицы!..
— Йосып, вот сатана! Це ты?
— Ни, це не я. Це грива моя!
— А ну, выходь!
— Та нехай краще Антон: он на пузе, по-цыгански, умеет!
Антон долго отнекивался, упирался, хмурил срастающиеся на переносье мохнатые темные брови. И вот заметил вышедшую на крыльцо Полю. Она искала кого-то глазами, зябко натягивая на полные плечи легкую газовую косынку. Может, Антона искала?.. Его и подмыло. На же, гляди, вот он — я: пью, гуляю, пляшу! Ты думала, хнычу, думала, от тоски занудился. Как бы не так! Смотри!
Стоявший впереди Антона Микола Солонский, словно поняв замысел друга, угнув свою барашковую голову, взбугрил спину, подставил ее Антону. Антон, разбежавшись, с силой оттолкнулся от Миколиного горба, через его голову влетел в круг, подняв тучу пыли. Кивнул гармонисту: давай! Начал «цыганочку». Все дивились: откуда у этого тяжеловатого на вид парня, — рукастого, долгоногого — такая легкость, такая непринужденность, такая, как говорят в Новоспасовке, ухваточка. Он медленно ходил по кругу, попеременно закидывая ноги назад, улучая хлопнуть ладонью по самым задникам ботинок. Затем, — и-э-эх! — пошел мельчить ногами, пошел, пошел дробить носками, прихлопывать по голеням, пошел, пошел, по коленям, по бедрам, по животу, по груди. После как даст по открытому рту ладонью — получился такой хлопок, словно пробку вырвало из четверти с перебродившей вишневой наливкой. Не прерывая пляски, снял пиджак, кинул его через головы Йосыпу, упал ниц… И начал вытворять черт те что! Сперва прихлопывал по земле ладонями, затем начал подпрыгивать на животе по-лягушачьи, крутиться каруселью на самом пупке. Толпа сомкнула круг со всей плотностью. Задние буквально садились на головы передних, все восхищенно гудели:
— Циркач!
— Як гумовый мячик!
— Чистый сербиянец из табора!
Поля стояла в стороне. Все видела, все понимала. «Любый мой хлопчик, крестная моя дитинка! Да если бы ты не такой зеленый, да если бы я возрастом к тебе поближе… А может, я, дура, сама виновата: грала, грала с ним да и переграла?..»
Денис Омельянович искал Мишу Кавказца.
— Где же он, бесовский, заховался? Вот лихая година. И вора не было, и батьку украли! — сокрушался старый Дудник. — Как же так, просил зробить карточку — на тебе! Пропал мордописец, наче корова языком слизала. Ну где его лихоманка трясет? И товарищ Волноваха беспокоится, ожидает. Гость все-таки не другим чета! И Кузьменко на карточку просится, и Диброва, и Косой… — начал перечислять Денис Омельянович, будто все они только затем и пришли, чтобы попасть на карточку. — Вот оказия! Сидел, помню, рядом. Куда упал — неизвестно.