Заглянул в один-другой продовольственный магазин – и охнул. По сравнению с Москвой пусто, шаром покати. В отделе молочном – одни закаменевшие кубы сыра. В отделе мясном – ржавая, распадающаяся “сельдь тихоокеанская”. В магазин под названием “колбасы, копчености” стояла ужасающая очередь человек на тысячу, с давкой, свистками милиции. И поперек улиц единственные яркие пятна – кумачовые транспаранты: “Перегоним США по производству мяса и молока!”
Обком помещался в одном из двух лучших зданий на центральной улице – бывшем губернском управлении. Напротив – бывшее Дворянское собрание, теперь Дом офицера. При входе в обком – охрана, но только одна, на лестнице, люди шли чередой, проверялся лишь партийный билет, но тщательно, со сверкой фотокарточки и оборотом страницы с отметками об уплате членских взносов. Вопрос “К кому идете?” не последовал. В обком может входить всегда и любой, обладающий партийным билетом, это уже как бы постоянный пропуск. Что чрезвычайно существенно, как я понял в следующий же час.
Прежде всего, тут же в гардеробе киоск с газетами и книгами. Сборник стихов Вознесенского – в Москве с огнем не найдешь, купишь только из-под полы. Тут – лежит свободно. “Неделя” опять же стопкой, “За рубежом”, а в киосках Союзпечати их расхватывают в какие-нибудь десять минут.
В приемной мне сказали, что секретарь еще не приехал, и посоветовали пока пойти в столовую. Столовая помещалась в просторном полуподвальном помещении, меню скромное, но все поразительно дешево. Никогда не встречал таких дешевых. Людей было много, все довольно жадно ели, но я обратил внимание, что здесь не только едят, но главным образом набирают с собой в авоськи, кошелки. Даме рядом со мной официантка принесла пять десятков сырых яиц, и та их старательно запаковала в сумку. Другие брали по нескольку бутылок молока, кефира, сардельки килограммами, по две-три сырых курицы. Все это так судорожно-жадно.
Я понял, почему не закрываются двери обкома, так популярного среди широких масс тульских коммунистов. Зачем-то про себя дал слово, что, если буду жить в Туле, ноги моей в этом полуподвале обкома больше не будет. И надо сказать, сдержал слово в течение следующих девяти лет, но руки надорвал, возя из Москвы все – от риса и пшена до булок “городских” и ветчинно-рубленой колбасы. Мне-то хорошо, я не служил, что давало возможность таких поездок. Всякий раз, приезжая потом из Тулы в Москву, я чувствовал себя так, словно попадал в сказочный рай изобилия. Невероятно: в Москве яблоки продаются прямо в магазине, 1 рубль 40 копеек кило, яйца – бывают по 90 копеек. В Туле яблоко можно было увидеть только на базаре, где грузины привозили – по 3–5 рублей кило. Яйца только у бабок, и то не всегда, бывало, поднимались до трех рублей десяток. И я сколько раз видел, как обыкновенные тульские люди покупали одно яблоко, два яйца – не для себя, для больного. Сам вставал в пять часов утра и бежал с бидончиком к базару, чтобы уже на подходах перехватить бабку с молоком – для ребенка каждый день надо было.