Ольга Михайловна любила кухню. Плита, кастрюли, сковородки, горы грязной посуды пожирали пропасть времени; конечно, не в пример интереснее поваляться на тахте с журналом или сбегать в парикмахерскую, но если в доме столько едоков, особо не разгонишься. Ей нравились сытные запахи кухни: пряный — сельдерея, сладкий — ванили, острый — перца и подгорающего лука; нравилось шипение, бульканье, шкворчание, вид свежих нашинкованных овощей и зеркальный блеск кафеля. Даже когда девчонки были маленькими, Ольга Михайловна обходилась без домработницы, а уж подросли, о чужом человеке и думать не хотелось: три женщины в доме, неужто четвертую нанимать…
В последние годы семья перешла на самообслуживание: Наташа обедала в школе, Таня — в студенческой столовой, Николай Александрович — в институте, сама — в буфете, но в выходной Ольга Михайловна отводила душу. Ездила на Комаровский рынок, набирала полные сумки продуктов, жарила, варила, пекла на целую неделю. Все у нее получалось вкусно и красиво, но ничто не вызывало у домочадцев и гостей столько удовольствия, как тушеные в сметане грибы с жареным картофелем: незатейливое белорусское блюдо, о котором даже Наташка, завидным аппетитом не отличавшаяся, говорила: «Вкуснятина!» — и требовала добавки.
Ольга Михайловна собственноручно, никому не доверяя, тщательно перебирала и чистила каждый грибок, мыла в пяти водах, резала, отваривала, жарила до тонкого хруста, затем добавляла сметану, и грибы млели в ней, пока на другой сковороде жарился нарезанный соломкой картофель; затем грибы с картофелем смешивались и ставились подтушиваться на малый огонь, и по даче растекался такой аромат, что даже Николай Александрович не заставлял себя ждать к столу, а являлся по первому зову.
Когда Виктор и Таня вернулись из лесу, все уже сидели на веранде, за столом, покрытым белой льняной скатертью, где, среди прочей снеди, истекало паром огромное блюдо с грибами и картофелем.
— Садитесь быстрее, а то ничего не останется! — крикнула Наташа, нетерпеливо барабаня ложкой по тарелке, и они сели, и Ольга Михайловна положила им грибов, а Николай Александрович разлил по рюмкам коньяк. Он хотел что-то сказать, но Таня встала и выпалила:
— Товарищи, выпейте за нас с Виктором. Мы решили на Октябрьские пожениться.
Таня стояла пунцовая и смотрела на всех с вызовом, словно ждала, что сейчас кто-то скажет: «нет!» — и готовилась дать этому «нет!» сокрушительный отпор, кто бы его ни сказал.
— Ура! — заорала Наташка, размахивая ножом и вилкой. Наташка обожала праздники, а Танина свадьба обещала быть даже интереснее, чем новогодняя елка, и Виктор ей нравился, — это ведь замечательно, что у сестры будет такой красивый муж, который любит собак, и умеет свистеть в четыре пальца, и делать гимнастику по системе йогов. — Ура! — заорала она и нырнула под стол, чуть не перевернув блюдо с картофелем и грибами, и вынырнула между Таней и Виктором, и повисла у сестры на шее. Виктор тоже встал, смущенно улыбаясь, — ну, чего же вы молчите, скажите что-нибудь.