Они подружились. Это была ровная и спокойная дружба женщины и мужчины, делавших общее дело, живущих одинаковыми интересами и тревогами. Иногда Сухоруков подвозил Нину на своей машине с работы домой; иногда они ходили в филармонию на концерты органной музыки — Андрей любил мощный гул органа; иногда ездили в лес или на Минское море купаться. Обычно Андрей старался устроиться так, чтобы с ними был кто-то третий: Заикин, Басов, Таня Вересова. Это злило Нину, ей довольно скоро начала надоедать суховатая сдержанность своего шефа. Он ей подходил, она подходила ему. Оба были свободны, чего же еще? Но все ее попытки как-то приручить Сухорукова наталкивались на такое спокойное равнодушие, что Нина терялась. Что его удерживает, ломала она голову. Что у меня есть ребенок? Господи, но я же не навязываю ему Сережку. Сережке и у бабушки хорошо. Или что я была женой его друга? Что-то не похож он на сентиментального чудака. Никиту не поднимешь, я уже и забывать его стала, Никиту, сколько того времени прошло — забываю. Подумаю о нем, а вижу Андрея… Неужели он до сих пор любит Светлану? Они ведь разошлись лет пять назад, этого не может быть.
После гибели мужа Нина несколько опустилась: располнела, стала меньше за собой следить. Автобусная толчея, калейдоскоп больных, спешка и беготня — слишком от всего этого устаешь. Попав в институт онкологии, она быстро и решительно согнала лишний вес, перетряхнула и обновила свои платья и костюмы, познакомилась с хорошим парикмахером и снова стала красивой и нарядной. Она снова ловила на себе жадные, беззастенчивые взгляды мужчин, но теперь они заставляли ее внутренне поеживаться.
Случайные связи были безрадостны и утомительны, как осенний дождь. Ей нужен был Сухоруков. Сухоруков и никто больше. Старомодные ухаживания Вересова ее испугали: он мог все испортить.
В том, что профессор Вересов, погруженный в свои дела, заметил аспирантку Минаеву и выделил из нескольких сот молодых женщин, работавших в институте, был виноват, сам того не ведая, полковник Горбачев.
Нине не повезло: ее первым больным в институте оказался Григорий Константинович.
Для врача, особенно для онколога, нет ничего хуже, чем лечить знакомых, друзей, родных. Обычные больные проходят перед тобой более или менее безличным потоком. Неделя уплотнена до предела, а если ты к тому же занимаешься научной работой, переуплотнена. Ежедневная пятиминутка, которая длится не меньше часа. Общая клиническая конференция и конференция отдела. Профессорский обход. Операционные дни. Назначения, анализы, консультации специалистов, кипы историй болезней, дневник наблюдений, беседы с родственниками больных, виварий, экспериментальная операционная, Гималаи непрочитанной и незаконспектированной литературы в институтской читалке, отчеты перед замом по науке, собрания, совещания, коллоквиумы, кружок по изучению иностранного языка — всюду успеть, ничего не пропустить… Не так уж много времени остается у врача, чтобы просто посидеть на табуретке или на краешке постели возле больного, расспросить о доме, о семье, о жизни, узнать не только болезнь — человека, прикоснуться душой к его страданиям, надеждам, страху. Одно дело, когда перед тобой — просто рак желудка: есть возможность сделать радикальную операцию, подавить метастазы — прекрасно, нет — выше себя не прыгнешь, и совсем другое — когда Горбачев. Григорий Константинович Горбачев, муж Риты Нелепко, твоей бывшей одноклассницы и ненавистницы, ставшей подругой; жизнерадостный, со смешными белесыми бровками на круглом и рябом лице. Тот самый Горбачев, который после похорон Малькевича отвез тебя к ним домой, чтобы ты не задохнулась одна в четырех стенах от горя, а как-то отошла, вспоминая с Ритой Бобруйск, школу, желтый песчаный пляж Березины, жаркую толкучку танцплощадки. Тот самый Горбачев, который души не чаял в Сережке, клеил для него модели самолетов, посылал конфеты и цветные карандаши. Одним словом, тот самый Горбачев, к которому ты давно и прочно привязалась.