Сухоруков догадывался, что характер Жоре испортила хромота. Зацепило осколком бомбы, когда уходил с матерью из горящего Минска. Как-то после долгой и трудной операции, когда оба отдыхали в комнате хирургов, Заикин рассказал ему об этом. В войну он был совсем пацаном, года три-четыре… Мальчишки дразнили «Рупь пять, где взять, надо заработать…» Такие дразнилки отравляют жизнь надолго. Чувство физической неполноценности, как известно, гармоническому развитию личности не способствует.
Была еще одна причина, которая делала Жору Заикина угрюмым и раздражительным. Называлась она, эта причина, Таней Вересовой, дочерью Николая Александровича, и об этом Сухоруков тоже догадывался, да только ничем помочь не мог.
Ярошевич встал, уступил ему место у телевизора, одернул халат.
— Плохо дело, Андрей Андреевич. Развился коллапс, давление семьдесят пять на сорок. Пульс почти не прощупывается.
— Переливание крови наладили?
— Вашей команды дожидались, — проворчал Заикин. Сухоруков снова глянул на экран и увидел капельницу — как сразу не разглядел? — Льем, но пока неэффективно.
— Продолжайте лить. Давление измерять непрерывно. Лейкоциты и гемоглобин взяли?
— Взяли, — откликнулась Минаева. — Девять тысяч и шестьдесят четыре.
— Лейкоцитоз скверный. Закажи повторные анализы. Операционная готова?
— Готова. — Ярошевич настороженно посмотрел на него. — Может, еще понаблюдаем?
— За чем? Как он загибается? — взорвался Заикин. — Ужасно интересное зрелище!
— Погоди, — остановил его Сухоруков. — Братцы, как вы считаете, что там?
— Скорее всего, полетели швы анастомоза. Боли появились внезапно, раньше он был спокоен, — сказал Басов.
— А может, кровотечение?
Минаева зашуршала бумажками.
— По дренажу из брюшной полости ничего не выделяется, я проверяла.
— На осложнение после введения препарата не похоже. Боюсь, придется вскрывать живот. Жора, он выдержит?
— Слабоват… Но если давление поднимем, выдержит. Начнем в артерию качать, может, сдвинется. Ладно, я — туда.
Заикин ушел. Сухоруков еще несколько минут смотрел на экран.
— Пойду в палату и я, что в этот ящик разглядишь! Кто со мной?
Басов встал, снял с вешалки резиновый просвинцованный передник. Ярошевич деловито полез в портфель. Сухоруков усмехнулся: ничего иного не ожидал.
Помогая друг другу, они надели под халаты тяжелые передники, маски, перчатки и вышли в коридор. В коридоре в деревянных кадках пылились фикусы, редко, через два на третий, горели плафоны. Дежурный дозиметрист, борясь с дремотой, листал какую-то толстую книгу. Услышав шаги, он закрыл книгу и молча подал Сухорукову его дозиметр. Дозиметр был похож на обыкновенную авторучку, Андрей Андреевич привычно сунул его в верхний карман халата. Басов свой получил, еще когда заступал на дежурство.