Надгробия расположены ровными рядами. На вершине холма высится огромный деревянный крест размером четыре на два метра — по всей видимости, таковы точные габариты креста, возведенного на Голгофе. Раньше на распятии висел Христос в человеческий рост, но какие-то недоумки украли его, оставив лишь левую ладонь, пригвожденную к кресту.
Священник проводил такую службу впервые, на это обратили внимание все. В алтарь, устроенный в прицепе к фургону «Форд-Транзит», он поднялся нетвердым шагом. Впрочем, наш отец Джон — щуплый священник-филиппинец — держится молодцом. Местные мгновенно к нему прониклись за приветливость и за то, что не стремится демонстрировать свой ум. Вроде Луи Теру, только в сутане. Футбольная команда умудрилась залучить его на тренировки, и он показал себя мастером по части угловых. Похоже, он с удовольствием выпивает с парнями субботними вечерами и подыгрывает дежурной шутке, дескать, увидимся утром на мессе.
Бардак во время благословения могил бывает всегда, но в этом году творилось что-то запредельное. Хор пытался выдать песни Леонарда Коэна за церковные гимны. Из неустойчивых колонок неслась «Аллилуйя». На словах «и привязать тебя к плите» Джеймс подтолкнул маму локтем, что-то шепнул, и плечи обоих затряслись от беззвучного смеха.
Разумеется, все заметили, что Джеймс стоит у наших могил, а не у своих семейных. Он припозднился с дойкой, а наши расположены ближе ко входу, так что он просто тихонько встал рядом с мамой. У Ширли, его матери, лицо сделалось как отшлепанная задница, но она никогда не говорила ему слова поперек.
Мне было завидно, что мама стоит рядом с Джеймсом. Он выглядел центром притяжения — высокий, широкоплечий, с крупными сильными руками. Как выражался Билли, «у нашего Джимбоба не ладони, а лопаты». Билли — единственный, кто звал Джеймса уменьшительными именами: Джимом, Джимми, Джимбобом. Если он и величал его Джеймсом, то иронически, обычно в пику маме. По-моему, дело тут в балансе власти. Их послушать, так подумаешь, будто это Джеймс — хозяин фермы. Именно он тут распоряжается и заправляет. Мужчины, заглядывавшие к нам с черного хода, никогда не искали Билли. Только Джеймса. До того как появился Джеймс, они искали дедушку. И Билли это вполне устраивало. Если на ферме что-то приключится, он ни при чем.
Мы стояли у могилы бабушки и дедушки. Меня назвали Деборой в бабушкину честь. Странно было видеть на надгробии свое имя. Мне рассказывали, что бабушка умерла во сне. О передозе я узнала позже. Прямо такого никто не говорил, но я все поняла из слов Билли, когда на него напала пьяная сентиментальность.