Еда в холодильнике начала портиться. Я выбросила помидоры и обросшую бородой голубику. Картошка в задней прихожей отрастила щупальца. У Билли хватало соображения не приходить на ужин. Он заруливал в паб. и Ширли делала ему сэндвичи. Он предложил мне присоединиться. Я устроила ему разнос. Дойкой я занималась больше, чем когда-либо. Я притворялась, что меня это бесит, но каждый выход из дома был облегчением.
В колледже началась неделя чтения. Я чувствовала себя виноватой: вместо того, чтобы читать, я листала Фейсбук, искала фото с лыжных прогулок и ужинов под открытым небом на итальянских виллах. Ксанта была в йога-лагере в Непале. Она без конца присылала мне фотки, на которых стоит на голове и медитирует на вершине горы. Интересно, кто все это снимает. Она постила в инстаграмных сториз изречения о любви к себе и мотивирующие цитаты. О Джеймсе я ей не рассказывала. Я все еще не могла в это поверить. И не хотела разводить на его смерти собственную личную драму.
Ксанта писала:
«Дебс! Медитации изменили мою жизнь. Тебе тоже надо попробовать у себя на ферме.»
Я набрала в ответ:
«Я годами медитирую на ферме. Мы называем это дойкой.»
Каждый раз, как я входила в комнату, мама вздрагивала. Чтобы не пугать ее, я всякий раз пыталась обозначать свое присутствие, преувеличивая каждое движение и топая, как на сцене. Когда это не срабатывало, я принималась мурлыкать мелодию из «Большого побега». И воображала, будто это действует, пока не поняла, что она вообще перестала меня замечать.
Я заваривала ей чай и приносила сигареты. Наливала белого вина, надеясь выманить ее из транса, но она к нему не притрагивалась. Людям все еще было неловко о ней спрашивать, но к тому моменту, когда пройдет достаточно времени, я приготовила ответ. «Она справляется», — скажу я и не совру. Она справляется, дымя сигаретами и вырывая полоски картона из детской книжки-раскладушки. Она отодрала со страницы целую гусеницу и разорвала ее на клочки, с которыми все еще продолжает играть, но это лучше, чем ничего.
Я опустилась на колени рядом с мамой, чтобы подать ей ужин, надеясь поймать ее взгляд и мечтая, чтобы она что-нибудь сказала. Она затянулась сигаретой и посмотрела сквозь меня.
Потом выпустила облако дыма мне в лицо.
— Ты кто?
— Дебби, мам. Я Дебби.
Она покачала головой.
— Кто?
* * *
Я говорила себе, что вызову врача, когда она перестанет есть пюре, которое я готовила ей из моркови и картошки с молоком и сливочным маслом. Когда она перестала есть сама, я пообещала себе, что позвоню врачу, когда она не сможет глотать. После того как она начала мочиться под себя, я даже набрала номер, но нажала на «отбой», прежде чем успели снять трубку. У меня не было слов, чтобы объяснить, что с ней не так.