— У твоего деда была отличная присказка. Проголодавшись, он говорил: «Прямо сожрал бы детскую задницу сквозь стальной стул».
— Мило, — сказала я.
Едва мы вывели маму из машины, как дождь ударил ей в лицо. На мгновение мне показалось, что крохотные водяные брызги совершат чудо. Она дрожала от холода, а стоять на ногах не могла. Мы с Билли, подхватив под руки, подвели ее к главному входу.
Маме выкатили кресло, но у нас создалось впечатление, что, по мнению персонала, оно ей не требовалась. Усадив маму на сиденье, медсестра обернулась и подмигнула Билли:
— К концу недели поставлю ее на ноги.
Мы оставили мамины вещи в ее палате, и медсестра провела нам экскурсию по клинике. Мы шли по светлым помещениям. Стул будто утверждал свою фиолетовость. Столы были неоспоримо синие. Куда бы я ни взглянула, круги встречались чаще овалов. Квадраты преобладали над прямоугольниками. Все здесь напоминало начальную школу, где меня заставляли закрашивать пространство между контурами.
Нам показали музыкальную комнату и художественную студию. У них имелась и библиотека. Медсестра, похоже, оптимистически полагала, что мама станет упражняться в спортзале.
— Это лишь малая часть того, чем мы будем заниматься, — сказала она.
Мне понравилось, что, говоря о моей матери, она использовала королевское «мы». Маме это шло.
* * *
Мы не успели опомниться, как пришла пора оставить маму одну обживаться в этом незатейливом месте. Дождавшись, пока Билли выйдет, я стала рыться в ее чемодане в поисках стромбуса. Я даже не была уверена, что положила его, но теперь он казался необходимым. Наконец, копаясь в одежде, я почувствовала холодное прикосновение причудливой, завитой костяной раковины.
Я поднесла стромбус к маминому уху. Ее взгляд не изменился. Я положила ракушку себе в ладонь и накрыла маминой рукой. Я точно подкладывала яйцо птице, молча умоляя взять под крыло эту хрупкую чужую надежду.
Я сидела у Ксанты на диване, глядя, как по экрану ее ноутбука бегут титры «Трудностей перевода». Она сказала, что это ее любимый фильм, а я никогда его не видела, поэтому мы его и включили. Оказалось, он всего-навсего про мужика из «Охотников за привидениями» и Скарлет Йоханссон, которые болтаются по Токио и сражаются со скукой. И вот фильм закончился. Я почувствовала себя дурой, поскольку ждала, что в нем что-нибудь произойдет. Ксанта стала объяснять, почему считает режиссера гением. Как выяснилось, я не знала ни одного кинорежиссера, кроме Стивена Спилберга.
— Тебе не понравилось, — сказала она.
— Неправда! — возразила я, но она поняла, что я вру. Во время лучших, по ее мнению, моментов она всякий раз посматривала на меня и следила за моей реакцией.