. Тем не менее он сделал выговор Игнатьеву за представление Фуаду проекта. Министр считал, что переговоры не надо было начинать с минимума. «Я не люблю ограничивать круг действий локальными мерами», – писал Горчаков Игнатьеву. Лучше было бы сначала составить синтез проектов министра и посла
[433]. Александру II Горчаков заявил, что расценивает подачу Игнатьевым собственного проекта Фуаду как ошибку и надеется, что Порта оставит это без последствий. Горчаков указывал, что сам же Игнатьев в своей записке от 21 марта 1867 г. предложил национальную автономию для христианских провинций Османской империи и подверг резкой критике проект Мустье, основанный на хатте 1856 г. Исходя из этого, продолжал Горчаков, МИД предложил европейским державам устроить существование христиан в рамках автономии, дать им «развиваться отдельно от мусульман и как бы параллельно с ними и доставить им самостоятельный суд и расправу, ограждение личности и собственности». Порта не приняла эти предложения, что снимает с России всякую ответственность за реформы в Турции. Если же Порта примет новый проект реформ на основе хатта, представленный Игнатьевым, то это будет означать одобрение хатта Россией, которая должна будет нести ответственность за последствия и лишится своего исключительного положения на Балканах, сравняв себя с западными державами
[434]. Как видим, Горчакова больше беспокоило не улучшение положения христиан, хотя бы и не кардинальное, а принципиальный вопрос об отношении к хатту, который в сложившейся ситуации не имел уж такого большого значения. Министр, по сути дела, ставил дилемму: все или ничего, – и отвергал компромисс. Главным его желанием было снять с России ответственность за судьбу христиан, если уж Россия не может ее радикально изменить. Игнатьев с горечью замечал в своих записках: «Мне пришлось взять обратно текст этого проекта, переданный мною Фуад-паше, и мы потеряли таким образом единственный случай упрочить наше влияние в Турции и добиться от нее существенных уступок в пользу христиан»
[435].
Между тем Игнатьев так объяснял появление своего нового проекта в письме к родителям: требование автономии, означавшей смертный приговор для Османской империи, в данной ситуации предъявлять было бесполезно. «Я не хочу требовать автономии у Порты всех областей и стараюсь вырвать реформы существующей администрации в смысле улучшения быта критян, то есть идти к той же цели медленным путем. Требовать автономии можно только после удачной войны»[436].
Таким образом, Горчаков и Игнатьев придерживались различной тактики в вопросе об улучшении положения христиан. Но если расчеты Горчакова на «европейский концерт» не оправдались, то и надежды Игнатьева на реализацию своих планов с помощью Порты были иллюзорными. Постепенность реформ не устраивала христиан, против мер в их пользу резко выступало мусульманское население. Кроме того, кардинальные реформы в христианских провинциях не одобрялись Европой, и Порта это хорошо знала.