.
Между тем положение на Балканах изменилось. В мае 1868 г. был убит сербский князь Михаил Обренович, и Балканский союз распался. Болгарские отряды были разбиты турками. Терпели поражение критские повстанцы. Греция и Турция были на грани войны. Национально-освободительное движение шло на спад. В Европе обострились франко-прусские отношения. Игнатьев писал Стремоухову: «Самое трудное время переживаем мы теперь на Востоке. Нужно много выдержки, сноровки и осмотрительности, нужно много счастья, чтобы выйти благополучно из нынешней критической эпохи!»[452]
Особенно переживал Игнатьев результаты Парижской конференции по греко-критскому вопросу. За весь период восстания на Крите он столько усилий приложил к организации дипломатического давления на Порту, к оказанию помощи критянам, вывозу их семей в Грецию, непосредственным переговорам с Портой, и все это, по его мнению, не имело никакого результата. Игнатьев считал, что Россия, используя в данное время заинтересованность в ней Пруссии и Франции, могла бы добиться благоприятного решения критского вопроса, но в Петербурге сделали ставку на программу-минимум – ограниченную автономию острова. Западные державы были против присоединения Крита к Греции, что являлось бы выполнением желания критян. Конференция приняла сторону турок и обязала Грецию прекратить помощь Криту. Игнатьев назвал конференцию Шемякиным судом: подсудимой оказалась не Турция, угнетавшая критян, а Греция, оказывавшая им помощь. Выступления на конференции российского представителя Э. Г. Штакельберга были, по мнению Игнатьева, неубедительными. Он считал, что именно Штакельберг провалил все дело, и писал родителям 4 февраля 1869 г.: «МИД и наш посол в Париже с первого раза наделали таких ошибок, что все результаты конференции были потеряны прежде, нежели кончились заседания. Больно и стыдно читать протоколы. Мы играем самую жалкую роль. В пользу Греции говорил только один итальянский посол. В письмах Штакельберг уверяет, что протоколы умышленно сокращены, туда не попало многое из сказанного. Но для чего тогда он их подписывал? Из этих извращенных протоколов греки заключают, что мы вовсе за них не стояли, как вправе были они надеяться. Мне пришлось выручать МИД из беды. Я три раза энергически обращался через Гагарина и знакомых в Афины, чтобы уговорить их принять протокол и декларацию»[453]. Игнатьев отмечал, что влияние России в Греции падает. Посол был в таком отчаянии, что не мог дальше оставаться в Константинополе и уехал в отпуск в Россию.
В создавшихся новых условиях Игнатьев пытался определить задачи политики России на Балканах. В августе 1869 г. он подал в МИД новую записку. Как отмечает Л. И. Нарочницкая, записка эта принадлежит к важнейшим документам о подготовке к отмене нейтрализации Черного моря