Условия, в которых Игнатьев находился в Главной квартире, были далеки от комфорта. Житье в палатках, землянках, от чего он уже давно отвык, бесконечные переезды – все это осложняло жизнь Игнатьева. Правда, он прибыл в Главную квартиру со своим неизменным лакеем Дмитрием, в собственной коляске и с собственной палаткой. Кучер и конюх, захваченные им с собой, ухаживали за шестью лошадьми, две из которых были под седлом, а четыре тащили фургон с палаткой и вещами. Хотя наличие слуг, своих лошадей и имущества облегчало походную жизнь, но о них приходилось и много заботиться.
В конце июля 1877 г. Игнатьев, как и многие находившиеся в Болгарии офицеры, не исключая и самого царя, перенес тяжелый приступ болезни. Но еще больше подкосили здоровье его неудачные штурмы Плевны. Последний, состоявшийся 30–31 августа, проходил на его глазах. На высоком кургане свита во главе с императором наблюдала за ходом сражения.
Это был первый крупный бой, который Игнатьев видел непосредственно. Как человеку, получившему военное образование, ему с самого начала были видны просчеты командования. Плевна, расположенная в низине, была окружена холмами, на которых турки возвели сильные укрепления. Овладеть этими укреплениями, считал Игнатьев, было гораздо труднее, чем самой Плевненской крепостью. С высоты укреплений турки могли бить без промаха наступающих по открытой пологой местности русских солдат, которые даже не могли окопаться, так как саперные лопатки находились в обозе и солдатам не выдавались.
Игнатьев был возмущен также, что главнокомандующему, вместо того чтобы вырыть траншеи и постепенно подвезти к Плевненской крепости батареи, захотелось «поднести Плевно государю 30-го» (в день именин царя), и было решено взять крепость штурмом. Потерю 13 тыс. солдат Игнатьев расценивал как преступление. Он отмечал, что такие крупные потери были связаны с просчетами при подготовке к штурму. Главным, по его мнению, было отсутствие прорытых траншей и укрытий. В письме к жене от 31 августа – 2 сентября Игнатьев указывал: «Беда та, что у нас никак не хотят подходить к сильным укреплениям посредством траншей, постепенно подвигаемых вперед, чтобы сократить пространство для атакующей пехоты, а, полагаясь на неустрашимость русского солдата и следуя старой рутине, пускаются на штурм, очистив свою совесть лишнею подготовкою артиллерийским огнем, не производящим на турок, скрытых в ложементах, желаемого действия»[548]. Атакующих на открытой местности солдат турецкая артиллерия буквально косила. Возвращаясь после штурма в Главную квартиру, Игнатьев не мог сдержать слез при виде тысяч раненых, тянувшихся пешком в перевязочные пункты. Офицеров и тяжело раненных везли на немногих имевшихся подводах.