Николай Павлович Игнатьев. Российский дипломат (Хевролина) - страница 61

По совету Игнатьева союзники начали подтягивать войска. Собрав 7-тысячный отряд, они направили его в Пекин. 28 августа тяньцзиньский губернатор обратился к Игнатьеву с просьбой о мирном посредничестве, но получил ответ: посредничество может быть осуществлено только по просьбе верховных властей Китая и при условии выполнения законных требований России.

6 сентября Игнатьев в сопровождении членов своей миссии, офицеров российской эскадры, конвоя и обоза торжественно выехал из Тяньцзиня в Пекин. Пышность выезда подчеркивала высокое положение российского представителя. Игнатьев, всегда придававший этому большое значение, писал в своих воспоминаниях: «Сравнительно с англичанами мы были беднее, но лучше французов»[155]. Он хотел продемонстрировать китайцам, что Россия присутствует в Китае на равных с европейскими державами.

Через несколько часов после выезда было получено известие о поражении китайской армии в битве при Тунчжоу. Путь войскам союзников на Пекин был открыт. Император покинул столицу и бежал на север, бросив город на произвол судьбы. Его младший брат князь Гун был направлен к союзникам для возобновления мирных переговоров.

Солдаты союзников бесчинствовали, жгли и грабили захваченные города и деревни. Особенно отличались индийские сипайские войска. Население в страхе бежало.

Союзное командование, остановившееся в Тунчжоу (в нескольких километрах от Пекина), было в ярости: во время сражения китайцы захватили в плен несколько английских и французских чиновников, бывших в войсках, в том числе секретаря английской миссии Локка, переводчика Паркса, корреспондента английской газеты «Таймс» и других. На требование вернуть пленных Гун заявил, что они будут возвращены после удаления союзных войск с территории Китая. Союзное командование приняло решение взять Пекин. Китайцам был предъявлен ультиматум. Игнатьев убеждал союзников прекратить грабежи и насилия, но англичане отговаривались тем, что для индийских войск это была обычная практика и что ничего нельзя сделать. Игнатьев понимал, что взятие союзниками Пекина погубило бы весь его план и сделало бы излишним его посредничество. Он рекомендовал союзникам не входить в город, а ограничиться прорывом южной части стены города. В северной части находились императорский дворец, присутственные места и архивы, захватив которые союзники могли бы ознакомиться с документами русско-китайских переговоров 1859–1860 гг. и узнать как об их провале, так и о русских условиях. Этого Игнатьев боялся больше всего. К его радости, союзники, подойдя к стенам Пекина, остановились, опасаясь сражения в городских условиях. Кроме того, десант в 7 тыс. чел. был недостаточен для овладения таким большим городом, как Пекин. Элджин больше был озабочен судьбой пленных англичан, ибо ожидал неприятных дебатов в парламенте, статей в английских газетах и суждений английского общественного мнения, опасных для его репутации. Не раз Игнатьев замечал слезы на глазах этого человека, «воплощения английского аристократического высокомерия, гордости, учтивой жестокости, самоуверенности и холодного презрения ко всему остальному человечеству»