Идеологический фактор вообще начал играть в политике большую роль. Коалиция Англии, Франции и Австрии, стремившаяся к отстранению России от всех европейских дел, использовала и внутриполитический аспект. Культивировалось русофобство в общественном мнении и парламентских структурах, в прессе. Англия всячески поощряла деятельность русской революционной эмиграции, направленную на компрометацию и разрушение политико-государственного строя России, Франция вела такую же деятельность с помощью поощрения и поддержки польской эмиграции, а Австрия – венгерского элемента.
Нельзя сказать, что Горчаков не видел изменившегося положения в Европе после Крымской войны. В отчете МИД за 1859 г. он писал: «В Европе исчезли принципы солидарности, кабинеты изолированы, Франция превращается в милитаризированную державу, она нанесла моральный удар соглашениям 1815 г. поощрением прав народов и принципа национальностей… В Европе родилась новая политическая доктрина – экспансия, что выражается в намерении Франции переместиться с границ Альп на границы Рейна. Эту доктрину разделяют революционные силы Венгрии, славянских земель Австрии, германских княжеств – Шлезвига и Гольштейна – Дании, турецких христиан, Польши, Ирландии»[229]. К этим силам Горчаков причислял и сторонников объединения Германии. Тем не менее министр базировал свою европейскую программу на принципах равновесия и баланса сил, как в старые времена Священного союза, об исчезновении которого Горчаков вспоминал с горечью. Ему трудно было приспосабливаться к новым реалиям. Но старые принципы было весьма сложно реализовать в условиях «крымской системы», когда равновесие постоянно нарушалось. Державы сходились только в одном – когда они объединялись против России (например, в Восточном вопросе). Однако Горчаков постоянно искал пути к равновесию, делая ставку то на одного, то на другого возможного союзника. Понимая необходимость выхода из международной изоляции, Россия пошла на сближение с Францией, даже осознав несостоятельность обещаний Наполеона III ревизовать в ее пользу статьи Парижского трактата. Сам Горчаков отлично понимал, что договор может быть расторгнут только удачной войной, как он писал царю. Забегая вперед, скажем, что так и произошло, только война была франко-прусской. России неимоверно повезло, ибо никакими дипломатическими усилиями она бы не добилась отмены нейтрализации Черного моря.
С самого начала Россия пошла на сближение с Парижем при условии, чтобы последний «оставил опасный для нас путь потрясения Европы принципом национальностей», – указывал Горчаков в докладе Александру II