И испытала легкий укол разочарования, когда Даниэль, пусть не сразу, но отстранился, выпустил меня и даже поднялся с кровати.
Я с некоторым удивлением проследила, как он роется в ящике, и как выныривает оттуда с довольной рожей.
– Лови!
Я машинально подставила руки и в ладони мне шлепнулось крупное красное яблоко.
– Все, что есть… я, вообще-то, запас булок в комнате держать не имею привычки! Хотя теперь, видимо, придется.
Он снова сел на кровать, а потом взял и легко перетащил меня к себе на колени, как куклу. Я нахохлилась, но ничего не сказала (в конце концов, булки никогда не будут лишними!) и вгрызлась в яблоко.
Мы оба молчали. Я сосредоточенно ела. Даниэль сидел, пристроив подбородок на мое плечо, уютно обнимая. И чему-то улыбался. Мне ужасно хотелось снова взъерошить его волосы, но яблоко оказалось очень сочным, и все руки были липкие.
Так странно.
Ночь. Я сижу в комнате у парня. У него на коленях. Молчу. Грызу яблоко. И мне хорошо.
Ничуть не хуже, чем вчера на чердаке, во всей этой романтической атмосфере и с беззаботной болтовней.
Странно. Но хорошо.
Яблоко кончилось. Я выпрямилась, покрутила головой, в поисках урны. Даниэль отобрал у меня огрызок и метко отправил в нужном направлении, а потом ладоней коснулся теплый пощипывающий ветерок, и они снова стали чистыми.
И я не удержалась.
Пальцы снова скользнули в густую шевелюру, и я испытала какой-то непередаваемый экстаз от этого нехитрого, казалось бы, жеста.
– Чему ты улыбаешься? – Даниэль так и молчал, и мое любопытство взяло верх.
Лагранж потерся о мою ладонь, как кот, подставляяющий местечко за ухом – и вот тут меня почеши, и вот тут меня погладь.
– Как чему? Моя девушка пришла ко мне в гости, как тут не улыбаться?
М… моя… девушка?
Я, пока ела, думала о том, что нужно поговорить еще про что-то. Важное всякое. Про лабораторную, про Криса…
Но это словосочетание выбило из головы все посторонние мысли.
Что значит “моя”?! Мы ничего подобного не обсуждали!
И…
Так подождите.
Если я – его, то он… мой получается?
Мой? Мой собственный? Личный Даниэль Лагранж?
Не Мирей, не кого-нибудь еще, а… мой?
Так не бывает!
Пока я пребывала в прострации, вызванной столь вольным присвоением, и примерялась присваивать сама, Даниэль даром времени не терял. И до меня не сразу дошло, что он уже какое-то время меня целует, просто не в губы.
Легкие поцелуи касались виска, щеки, медленно стекали на шею. Когда Лагранж вдруг осторожно прихватил зубами мочку уха, меня через все тело прострелило маленькой молнией удовольствия, я резко выдохнула, и сама изумилась тому, каким томным получился этот звук. И сразу же за зубами дорожку прочертил язык – щекотно, влажно, невыносимо остро. Казалось, там, рядом с ухом, сейчас сосредоточились все мои нервные окончания.