И не верю, что он это сделал.
Он не мог. Я – Невидимка. Я никому не интересна.
Кончик носа чертит линию вверх – по переносице, и поцелуй на этот раз целомудренно касается лба – центра нарисованного солнышка. И это словно рушит опутавшие меня чары, я, наконец, смогла отпрянуть, уставившись на Лагранжа широко открытыми глазами.
Он смотрел на меня серьезно, без следа привычной насмешки. Глаза с расширившимся зрачком казались неожиданно темными, и грудь часто вздымалась, натягивая ткань футболки.
– Зачем?.. – хрипло сорвалось с моего языка.
– Зачем? – изумленным эхом переспросил Даниэль. И улыбнулся своей безбашенной солнечной улыбкой. – Дай-ка подумать… зачем люди целуются?..
Он возвел глаза к потолку и задумчиво постучал пальцем по губам.
Я вспыхнула и отвернулась.
Дурак!
Губы горели. В теле поселилось какое-то странное тянущее чувство, и от одного ощущения его присутствия за моей спиной по позвоночнику пробегали мурашки. Незнакомый пьянящий коктейль ощущений кружил голову.
Тишина затягивалась.
– Если хочешь, никто не узнает, – прозвучал голос за моей спиной.
– Что не узнает?
– Что ты мне нравишься.
– А ты мне нет! – рывком обернувшись огрызнулась я.
Лагранж теперь полулежал на моей кровати, опершись на локоть и смотрел на меня, сидящую, снизу вверх.
– Опять врешь, – констатировал он, и прозвучало это без капли самодовольства. – Моя очередь спрашивать – зачем?
– Затем, что мне это все – не нужно! – рассердилась я.
– Откуда ты знаешь, что не нужно, если даже не пробовала?
Я почувствовала, что снова заливаюсь краской. С чего он решил, что не пробовала? Это он намекает, на то, что я целоваться не умею?
– Все, мне надоело! Уходи.
– Не-а, – парень мотнул головой.
– Проваливай, Лагранж!
– Даниэль.
– О, мальчик помнит свое имя? Какой умный мальчик! А ведь у него такая большая проблема с запоминанием имен!
Я подскочила. Лагранж выпрямился, но остался сидеть. И я снова чуть его не стукнула, в попытке пихнуть в сторону двери, но что-то меня остановило. Что?
Взгляд.
Раньше, когда я злилась, Лагранж смотрел на меня с усмешкой, очевидно развлекаясь и получая неземное удовольствие, доводя меня до бешенства. Но не сейчас.
Не было насмешливого прищура, и углы губ не подрагивали, сдерживая улыбку. Он был серьезным и даже… грустным каким-то.
Это сбивало с толку, гасило яростный запал.
Мне не нравилось видеть его таким. Лучше пусть улыбается.
– Уходи, – тихо повторила я, с трудом подавив в себе порыв сделать что-то, что обязательно вызовет у него улыбку. Например, запустить пальцы в золотистую копну – и взъерошить ее.