И она ответила. В первые мгновения напряженная, скованная, она как-то вдруг обмякла, прильнула, раскрылась мне навстречу, и пальцы, впившиеся в мои плечи, разжались. И когда они неуверенной лаской зарылись в мои волосы, меня едва ли не затрясло.
До одури хотелось сделать это прямо сейчас, прямо здесь, забраться ладонями под блузку, под юбку, ощутить ими нежный шелк кожи, а потом и вовсе избавиться от дурацких тряпок, но я только сильнее сжимал Лали в объятиях, впечатывал в себя, довольствуясь пока малым.
Потому что и это уже было много.
Я знал, что поступаю недальновидно и эгоистично. И все равно не мог иначе.
Я оторвался от нее с сожалением. И с трудом. Но все же оторвался, и взъерошенная, ошарашенная, раскрасневшаяся Лали коснулась пальцами собственных губ, будто не могла поверить, что снова – и на те же грабли! Целоваться с Лагранжем, ай-яй-яй!
Было жарко. И весело. И отличное настроение бурлило и кипело внутри, наполняя деятельной энергией.
– Ты… ты… – затуманенный взгляд постепенно обретал ясность и привычную колючесть, а вот слова находились с трудом. – Ты что, хочешь сказать, что ты меня поцеловал и… расплатился?!
И пока золотая рыбка хлопала жабрами, пытаясь сформулировать, что думает о некоторых бессовестных белобрысых типах, я, не утерпев, чмокнул ее в нос и ссадил с себя, пока Лали не поняла, на чем именно она елозит и ерзает, и почему оно стало больше и тверже.
А потом подхватил с пола рубашку и, вынырнув из ее ворота, согласился:
– Ты права, денежное средство так себе, вернешь при случае!
– Лагранж! – в плечо прилетел чувствительный тычок острым кулачком.
– Ладно, ладно, прости! – окончательно рассмеялся я. – Не так понял твое возмущение. Раз мало, я потом еще накину! – и с удовольствием снова подставил плечо под удар.
– Какой же ты! – возмущенная до глубины души седая девочка, не найдя удовлетворения в физической расправе, вскочила на ноги и оскорбленно одернула юбку и пиджак.
– Какой? – полюбопытствовал я, глядя на нее снизу вверх.
– Дурак! – фыркнула Лали и, повернувшись на каблуках, зашагала к выходу из башни.
– Меня сегодня можно не провожать, – крикнул я ей вслед. – Но встречать – обязательно!
Гордое молчание было мне ответом.
И я снова внутренне рассмеялся, откидываясь затылком на холодный камень.
Отлично мы сегодня друг друга избежали, ничего не скажешь!
Заморачиваться с вылавливанием Эриндейла в одиночестве я не стал. Подошел к нему, когда подонок сидел в окружении верной свиты и, игнорируя надменно-враждебный взгляд, бросил:
– Пойдем, поговорим.
Эриндейл поколебался, но выставить себя трусом, побоявшимся остаться со мной наедине, не захотел.