Гриша выглядел совсем иначе, необычно для себя. Он вообще очень мало говорил, но ловил каждое мое слово и внимательного взгляда, кажется, ни разу от меня не оторвал.
– Рад видеть, что хоть что-то в тебе остается неизменным, Чистильщица. Значит, суть твою я уловил верно. Но остальное…
– Что остальное? – не поняла я. И поскольку он не ответил, сама плыла по течению своих мыслей: – А, вспомнила. Ты Татьяне скажешь, что мы встречаемся? Мы же встречаемся? – я с многозначительной улыбкой глянула на его губы. Сама же вдруг захотела потянуться к ним, но остановила порыв – обломится. Хоть и такой притягательный… Эх, не все сразу. Вернулась к брошенной фразе: – Чтобы дурочка больше ни на что не надеялась, а то ее не поймешь – то боится тебя, то совсем не против. Ах да, она же еще пару раз меня оскорбила! Не знаешь, где найти бандита, чтобы зубы ей выбил? Несильно! Все-таки она моя подруга.
Гриша становился все более и более хмурым:
– Мы с тобой теперь встречаемся. Наверное, именно этого я и хотел. Но ответь сначала – я тебе нравлюсь?
Я едва сдержалась от кривой ухмылки. Какие же мужики примитивные – им обязательно нужны подтверждения, чтобы держать либидо в форме. И умные женщины такие подтверждения дают:
– С первого же взгляда! – проникновенно говорила я. – Все твои закидоны я сразу находила мужественными и сексуальными.
– А как же обвинения в безумии? – он наконец-то улыбнулся.
– Весь мир безумен, – парировала я. – Но мне всегда были важнее твой ум и таланты. Гриш, да я всегда была в восторге от тебя! Просто не надеялась на внимание с твоей стороны, вот и включала защитные рефлексы. Любая здравомыслящая девушка мечтает о таком, как ты. И я не исключение.
Он вдруг сменил тему непонятной репликой:
– Это не ты, уборщица. Рефлексы ты включала далеко не из-за восторга, а потому что именно так и думала. Слова не выбирала, не пыталась произвести какое-то впечатление, а всегда оставалась собой. Раздражающе смелой. Сколько наглых эпитетов ты бросила в мой адрес – парализующая прямота, которую может себе позволить только сверхсущество. Причем в первую голову ты бросалась защищать других, иногда саму себя забывая защитить. Такое покровительство позволяют себе только львы и диктаторы. Сегодня же ты выглядишь потрясающе, я раньше и не замечал, как ты красива. Но чем больше я на тебя смотрю, тем меньше ты мне нравишься. Думал, что позволю тебе носить мое имя, и это наконец-то приблизит тебя ко мне. Приблизило. И, как ты правильно сказала, перестало делать тебя исключительной. Лебезишь, врешь, изворачиваешься, как миллионы других. Куда уже падать с такой моралью? Разве что до мэра…