Отец все-таки попытался придать своему лицу серьезное выражение и внес предложение:
— Баронесса, не спешите, подождите, пока ему предложат еду!
Баронесса в удивлении вскинула брови.
— И что?
Отец на этот вопрос только махнул рукой.
— Терпение! — бросил он. — Ребенок кушать хочет, — продолжил отец, — кто-нибудь поделится с ребенком едой?!
— У меня есть! — раздался памятный мне бас, и вперед, раздвигая народ, как траву в поле, вышел мой пленитель. — Много не наберу, но пару кусков вяленого мяса я найду!
Он улыбнулся в усы и полез в свою сумку.
Это стало последней каплей! Я уже не делал зверское лицо, оно само таковым сделалось и я с криком:
— Всех убью — один останусь!
… сжав кулаки и наклонив голову, отважно бросился на усатого обидчика. Тот, не ожидая такой неприкрытой агрессии, растерялся, выставил руку, в которую я уперся головой и только удивлено спрашивал:
— Малец, ты чего? Малец, ты чего?
Я, не слушая его, молотил кулаками, пытаясь дотянуться до его тушки, но длины рук не хватало и я, ярясь от этого еще больше, увеличивал скорость ударов и пыхтел:
— Ну, усатый, ты нарвался! Я не буду ждать, пока тебя напоят и свяжут! Я тебя так затопчу!
Остановил меня громовой хохот, раздающийся за спиной. Я перестал размахивать кулаками, обернулся и обомлел. Народ уже катался по поляне и ржал. Даже баронесса хохотала, держась за живот и согнувшись в три погибели.
— Если кто-нибудь, — всхлипывая от смеха, выдавила она, — когда-нибудь заикнется про вяленое мясо, — ей пришлось прерваться, потому что смех не дал ей закончить фразу на едином дыхании, — я не знаю, что с ним сделаю-ю-ю!
Ее смех уже больше напоминал рыдания. Я обернулся к усатому громиле. Вот же! И он туда же! Здоровяк стоял, покачиваясь и зажав себе рот руками, но глаза его бесстыдно ржали вместе со всеми.
Я гордо выпрямился и с видом оскорбленной невинности подождал, пока мои спутники прекратят смеяться. Наконец, над поляной более-менее смех стих.
— Ну, так, — громко спросил я, — кто-нибудь даст маленькому поесть?
Народ опять покатился со смеха. Я непонимающе смотрел на веселящихся взрослых.
— Ну, вы как дети прям! — слегка неодобрительно бросил я, вызвав очередной взрыв смеха.
— Все, все! — уже натурально всхлипывая, простонала баронесса, — Дуг, посмотри парню чего-нибудь перекусить, а то он нас всех уморит!
Кучер, к которому обратилась баронесса, был единственным не смеющимся разумным. Он стоял с кислой физиономией и с недоумением смотрел на веселящихся рядом с ним. Услышав просьбу хозяйки, он, что-то ворча, пошел к карете и через пяток минут вернулся, неся кусок белого сдобного хлеба и кусок вареного мяса.