Долгий путь вниз (Рейнольдс) - страница 25

На первую страницу

смущенно,

не человек,

а средний ящик.

Я спросил его,

почему он молчит,

почему он меня не замечает,

но так же

ничего,

ни слова,

и даже ни улыбки.

Я рассказал ему

про ящик,

где был

пистолет,

что я все сделал,

как он мне велел,

как Бак ему велел,

как наш дед велел

нашему дяде, как наш дядя

велел отцу.

Я следовал Правилам.

По крайней мере, первым двум.

Я не заплакал.

И не донес.

Я объяснил,

что собирался разобраться

с его убийцей

и следовать

Правилу Номер Три.

Сказал ему, что знаю – это Риггс.

Сказал ему, что думал – это Риггс,

потом сказал ему, что знаю – это Риггс.

Опять.

Признался,

что пугаюсь,

что мне нужно

знать, что делаю я

все по уму.

Правила есть правила

Верно? Верно? Верно?

Верно? Верно? Верно? Верно? Верно?

Верно? Верно?

Верно?

Шон?

Я почти сорвался.

Навертывались слезы,

я делал все, что мог,

чтоб их сдержать.

Взгляд отвел от Шона,

надеясь подавить все слезы

тем, что не гляжу.

Но везде

были все,

сигареты светились,

словно пачки

кнопок с буквой «Л».

09:09:08

Я снова посмотрел на Шона,

теперь у него из глаз текли слезы,

он тихо шмыгал носом и икал,

словно малявка.

У него из глаз текли слезы,

у него из глаз текли слезы,

у него из глаз текли слезы.

Я думал, ты сказал,

не плакать,

Шон,

сказал я

надломленным голосом,

из глаза тут

слезинка

покатилась.

Но лишь одна,

и это не считалось.

Не плакать.

Не плакать.

И хотя

его лицо было мокро

от слез, которых

он не должен был лить,

когда был жив,

я видел в нем

лишь только

брата своего,

любимого,

единственного.

И тут раздался звук,

который издают

все лифты при работе,

кабели и шестеренки

или что еще

скрипит,

хрустя металлом о металл,

словно машина стонет,

но раздавшийся

изо рта,

из живота

у Шона.

Он так мне ничего и не сказал.

Просто издал щемящий,

пронзительный звук,

когда внезапно

лифт остановился.

Случайная мысль № 5

Звук, что ты слышишь

в голове,

о котором говорят:

«в ушах звенит»,

меньше похож на колокол,

а больше – на ровную линию кардиографа.

Был момент,

прежде чем открылась дверь,

когда мы просто все стояли

в тошноте,

дым сгущался

в тесноте,

в этой камере,

в гробу,

в лифте,

в тишине.

Я оглянулся,

видя лишь оранжевые светлячки

пяти сигарет, пронизывающих

завесу дыма,

словно фары

сквозь пелену тумана.

Только пять сигарет.

Шон не закуривал,

он стал невидимым

в облаке.

Я ощутил, как будто

сигарета для него

горела у меня

в желудке,

наполняя меня

режущим жжением.

09:09:09

Я хочу выйти.

Дверь медленно открылась,

Следующая страница

Перейти на страницу