ГОРАЛИК. Мы сейчас подходим к концу 1990-х – что происходило после того, как вы ушли с языковых курсов?
ВЕДЕНЯПИН. Я начал переводить прозу.
ГОРАЛИК. С чего это начиналось?
ВЕДЕНЯПИН. Одна дама, сотрудник какого-то небольшого издательства, дала мне почитать Исаака Башевиса-Зингера по-английски, его короткие рассказы. Есть такой у него сборник: «Passions». И эти рассказы мне ужасно понравились. И когда я об этом сказал, мне предложили их перевести. Пообещали напечатать. Даже, кажется, сразу в двух издательствах. Другое дело, что пока я переводил, одно издательство сгорело в прямом смысле слова, а другое прогорело. Но через какое-то время все было напечатано в издательстве «Текст», сначала неполная версия зингеровской книжки (русская книга называлась «Последняя любовь»), а потом весь сборник «Страсти» целиком.(Кстати, лет через десять я составил и выпустил в том же издательстве еще один сборник рассказов Зингера: «Кабалист с Восточного Бродвея».) Дальше больше: мои английские друзья показали мне незадолго до того вышедший американский роман «A Home at the End of the World» Майкла Каннингема, я прочитал, и мне захотелось его перевести. Это очень честная и живая книга, по-моему. Сережа Гандлевский, который к тому времени уже работал в журнале «Иностранная литература», отнес этот роман начальству, им понравилось, и я подписал договор с журналом на перевод. Роман вышел сначала в «Иностранке», а потом в виде отдельной книжки, выдержавшей несколько переизданий, – он явно имел успех. Меня попытались сделать ответственным за Каннингема, но я уклонился. Не стал переводить толстенную эпопею (вторую книгу) и четвертую, наоборот, тоненькую памфлетоподобную фантасмагорию. Впрочем, еще два романа Каннингема я все-таки перевел: третий и пятый, соответственно «Часы» (про него все слышали благодаря фильму с голливудскими звездами) и «Начинается ночь». С Каннингемом мы переписывались немножко и несколько раз виделись: сначала в Нью-Йорке, потом в Москве. С ним связана одна смешная история. В какой-то момент ко мне, как к переводчику его романов, приехала съемочная группа. В Америке решили сделать о нем небольшой фильм (причем для русских и по-русски) как об одном из американских писателей, популярных в русской эмигрантской среде. Они приехали ко мне, расставили свою аппаратуру и начали задавать вопросы. И я сказал, что – благодаря, вероятно, Голливуду – словосочетание «американский писатель» вызывает у нас, в России, довольно стойкую ассоциацию с таким ухоженным типом в модных очках, сидящим в светлой комнате с отличным видом, ноги на столе, Mac, чашка кофе… А вот Каннингем, говорю я дальше, на такого буржуазного писателя совсем непохож – во всяком случае, судя по его предисловию к «Дому на краю света». А в этом предисловии он пишет, что для него в те времена проблемой была даже пишущая машинка, что он скитался по знакомым и так далее. А мне на это говорят: «Мы только что записали небольшое интервью с Каннингемом у него дома. Хотите посмотреть?» Я, естественно, захотел. И они показали мне эту запись: светлая комната, широкое окно, стол, Mac, раскованный красавец Каннингем… Ноги не на столе, но как бы на столе… Конечно, эта съемка состоялась уже после того, как ему присудили Пулитцеровскую премию и уже, кажется, был сделан фильм «Часы», я уверен, что он ничего не придумывал в своем предисловии, но все равно вышло смешно. Кстати, именно тогда, когда он, преодолевая бытовые и финансовые трудности, работал над «Домом на краю света», не вполне зная еще, что он писатель, он, по-моему, и написал свою лучшую книжку.