Но пора перейти к самой трагедии. Расин и вправду старался не только Федру, но и остальных персонажей обрисовать «ни вполне преступными, ни вполне невиновными». Иногда это намерение им скорее декларировалось, чем исполнялось. Так получилось с Ипполитом. Он, как и Ифигения, по замыслу Расина не должен был являть собой пример совершенно невинного существа, падающего жертвой злобного каприза богов. В «Ифигении» Расин разрешил эту трудность тем, что отвел от своей героини смертельный удар, не дал ей стать жертвой. Ипполита же он хотел наделить некоей слабостью, сделав его гибель хоть отчасти заслуженной карой. Однако слабость эта – что, очевидно, и сам Расин отлично понимал – в глазах зрителей была более чем простительной: самая скромная и почтительная любовь к юной, чистой девушке. Правда, девушка – дочь и сестра заклятых врагов Тесея, царевна Арикия, единственная оставшаяся в живых из рода древних владетелей Аттики, и Тесей держит ее своей пленницей, запретив ей вступать в брак, дабы род ее с ней и угас. Тем более запретна любовь к Арикии для его собственного сына. Итак, Ипполит виновен лишь в том, что выбрал предмет любви хотя и достойный, но неугодный отцу. Во всем же остальном он – совершенство. Он отважен, целомудрен, разумен; он свято чтит отца; он не выказывает никаких знаков неприязни, тем более – неуважения к супруге отца, жестоко и несправедливо его преследующей, пока не знает истинных ее побуждений. А узнав, что ею движет не обычная для мачехи ревнивая недоброжелательность к детям от первого брака, а преступная (во всяком случае, недозволенная) страсть, совершает подлинный подвиг великодушия: щадит честь и чувства отца и не раскрывает ему страшной тайны, хотя ему самому это несет отцовский гнев, позор, изгнание и ужасную смерть.
А вот избраннице Ипполита, Арикии, вовсе не обязательно иметь какие-то слабости, чтобы нравственная гармония пьесы не была нарушена. Но она-то как раз производит впечатление по меньшей мере двойственное. В этой привычной для Расина паре героинь, где одна (Федра) представляет бурную, неистовую страсть, а другая (Арикия) – непорочную кротость, именно Федра любит самозабвенно, безоглядно, а потому ведет себя неловко и неумело. Арикия же ни на минуту не забывает ни о своих кровных правах, ни о своей девичьей репутации, ни о своем женском самолюбии. Она сама объясняет, почему ее влечет к Ипполиту, одному из всех:
Тем больше этого люблю я гордеца,
Что он не знал любви. Я б не могла, как Федра,
Тесеем чваниться, – любимым, что так щедро