Жан Расин и другие (Гинзбург) - страница 285

Но как бы ни были неоднозначны и непросты персонажи «Федры», от почти безгрешного Ипполита до почти преступной Эноны, им далеко до внутренней сложности и многомерности героев прежних расиновских трагедий – Гермионы или Агриппины, Агамемнона или Акомата. Главный интерес пьесы, ее мучительное вопрошание сосредоточены на сей раз не на психологических тонкостях и глубинах. Во всяком случае, там, где речь идет не о самой Федре. Ее душевные бездны не менее загадочны и пугающи, чем у любой из ее предшественниц. И, к примеру, по ходу пьесы становится ясно, что Арикия появляется на сцене не столько для того, чтобы наделить Ипполита какой-то слабостью, сколько для того, чтобы вызвать у Федры все муки ревности и все последствия этого чувства, столь разрушительного для расиновских женщин:

Такие терзания вполне сопоставимы с муками Роксаны или Эрифилы – как и мстительная ярость Федры, этими терзаниями рожденная:

А непредсказуемая изменчивость настроений и желаний Федры заставляет вспомнить Гермиону. Вот Федра в миг смятения и страха, в поисках спасения уступает Эноне, дает ей позволение предпринимать любые шаги, вплоть до клеветы на Ипполита, грозящей ему смертельной опасностью:

Энона.

Федра.

Энона.