«Людовик XIV, узнав об успехе этой речи, пожелал ее послушать. Автор имел честь сам ее прочитать, после чего Король ему сказал: "Мне она очень понравилась; но я хвалил бы вас еще больше, если бы вы хвалили меня поменьше". Эти слова быстро распространились повсюду». Поскольку эта история дошла до нас и в воспоминаниях других современников, у нас нет оснований ей не доверять. Но личные чувства Людовика, пресыщенного потоками славословий, не меняли государственной установки на внедрение и поощрение официальных восторгов. Этой задаче почти безраздельно отдавала себя Малая Академия, деятельным членом которой с 1684 года был Расин; он придумал множество сюжетов и латинских надписей для медалей, составлявших «металлическую истории» царствования Людовика XIV Да и блеск и тяжелая роскошь версальской жизни, сложнейшие её ритуалы были ценны не сами по себе, а как отражение, подтверждение и проявление несравненного величия Короля-Солнца.
Распорядок жизни, установленный дворцовым этикетом, было под силу вынести только человеку такого железного здоровья, как Людовик XIV. Его будили в 8 часов утра; это значит, что придворные, имевшие честь присутствовать на церемонии вставания короля, должны были просыпаться затемно, чтобы к ней поспеть, – тем более, если они к тому же собирались побывать при туалете кого-нибудь из принцев крови, так же обязанных являться по утрам к королю. Первыми, когда король был еще в постели, входили справиться, как он почивал, дофин и герцог Мэнский – старший из внебрачных детей короля. Затем на короля накидывали халат, и первым делом он выбирал себе парик; парик Людовик начал носить только в 1673 году, но и тогда волосы не остриг, и для него специально изготовляли парики с дырочками для его собственных кудрей. В парике, халате и домашних туфлях он садился в кресло у камина, и тут входили те, кто был допущен на «малое вставание» – принцы крови и знатнейшие вельможи. После умыванья (скорее символического: королю брызгали водой на руки, иногда он смачивал себе лицо; брать ванну по тогдашним понятиям означало либо тяжелую болезнь, либо сумасбродство) и бритья (через день) начиналось священнодействие «большого вставания», участниками которого бывала обычно добрая сотня людей – первых лиц в государстве. О каждом из входящих докладывали королю, и если от него не следовало возражений, счастливца отводили на предназначенное для него место – чтобы вокруг короля не создавалось слишком большой толчеи. Самые именитые и высокопоставленные вельможи иной раз подолгу мечтали о чести присутствовать при натягивании королевских чулок и застегивании пуговиц на королевском камзоле. (Одевался Людовик, кстати, скромнее многих своих приближенных – платье его было обычно темного цвета, колец он не носил, а драгоценные камни сверкали у него только на пряжках башмаков да на подвязках.) Ведь не было большей удачи, чем возможность лишний раз напомнить королю о себе. И только два человека имели право появляться на этой церемонии без доклада. Один – маркиз де Шанле, некогда офицер при Тюренне, а затем советник, эксперт короля по всем военным вопросам. А другой – Жан Расин, королевский историограф.