Святых сестер жалели все; сами они, во главе с настоятельницей, матерью Анжеликой от Святого Иоанна (дочерью Робера д’Андийи) ощущали себя невинными мученицами и стенали трогательно и красноречиво, призывая и этот, и тот свет в свидетели. В тот самый день, когда Франсуа де Арле явился в Пор-Рояль, чтобы – со всей любезностью, почтительностью и уклончивостью – объявить королевскую волю, умерла одна из монахинь. В сложенные на груди руки усопшей мать Анжелика вложила Прошение о защите «великому Пастырю стада, которого Господь воскресил из мертвых»; покойница, отправлявшаяся на небеса, должна была передать это Прошение в руки Иисусу Христу. А на сороковой день на, могилу был положен еще один документ, начинавшийся так: «Во имя Отца и Сына и Святого Духа мы, Настоятельница, Приоресса и Монахини Пор-Рояля, желая подтвердить, по установленной форме, спустя сорок дней, Прошение, каковое мы подали 18 числа истекшего месяца великому Пастырю и верховному Судье, Иисусу Христу…» Какое удивительное сочетание самой наивной веры и самого рассудочного, даже крючкотворного способа ее переживания и выражения!
В том же 1679 году маркиз де Помпонн, брат аббатисы Анжелики, получил отставку со своего министерского поста. Разумеется, это было воспринято как звено в цепи гонений на семейство Арно, Но тут как раз дело было скорее в другом: Людовик был недоволен его работой, ни слишком усердной, ни слишком плодотворной. И похоже, что у него были основания для недовольства. Из слов самых дружески расположенных к маркизу людей ясно, что он был человеком милым и обаятельным, но лишенным тех выдающихся качеств ума и воли, которыми так щедро были наделены его дядя, сестра и тетки.
А самому Антуану Арно было приказано покинуть дом в предместье Сен-Жак (куда приезжал к нему мириться Расин). Король был разгневан многолюдными собраниями в этом доме; Арно обвиняли в том, что он стал посредником между всеми недовольными священнослужителями. (А роптавших по той или иной причине среди французского духовенства всегда было немало). Арно сначала удалился в ближайший городок к гостеприимному другу. Но его предупредили, что тучи над ним сгущаются, что клевета и сплетни нашептываются королю постоянно. И в июне 1679 года Арно, которому было тогда шестьдесят семь лет, тайно покинул Францию, не сообщив об этом никому, кроме своей племянницы аббатисы. Он мог бы отправиться в Рим, где его встретили бы с почетом и где при желании и настойчивости он мог бы даже стать кардиналом. Но слишком сильны были у Арно галликанская закваска и верноподданные чувства; поколебавшись, он выбрал местом убежища испанскую Фландрию. Постранствовав по Фландрии, прожив какое-то время в Нидерландах, он наконец обосновался в Брюсселе на полулегальном положении. Он мог бы вернуться во Францию, если бы, как его друг Николь, оставшийся на родине, готов был молчать. Но для Арно возможность писать, высказываться свободно была самой жизнью, едва ли не дороже жизни. Замок на устах без сомнения был бы для него страшнее тюремного засова, будь только в камере стол и чернильница.