В изгнании Арно писал неустанно – теологические и моральные трактаты, полемика по текущим церковно-политическим делам, письма. Парадокс состоял в том, что найдя одно время убежище и свободу не только существовать, но и печататься, в протестантской Голландии, он писал столь яростно анти-протестантские сочинения, столь ожесточенно нападал и на догматы протестантского богословия (доходя порой до прямого передергивания), и на политику протестантских властителей, что это вызывало несогласие даже у ревностных католиков. Живя во владениях Вильгельма Оранского, Арно издал памфлет против этого злейшего врага Людовика, озаглавив его так: «Истинный портрет Вильгельма-Генриха Нассау, нового Авессалома, нового Ирода, нового Кромвеля, нового Нерона». Памфлет этот так понравился Людовику, что он приказал издать его во Франции и распространять за границей. Отмену Нантского эдикта Арно приветствовал, одни меры правительства против гугенотов оправдывая, а в сообщения о других (вроде драгоннад) упрямо не желая верить. Даже разорение Пфальца нашло у него понимание, поскольку это было сделано католическим государем в защиту католической веры. И тем не менее во Франции-то как раз само имя его было под запретом, а тех, кого уличали в распространении его книг, тайно доставлявшихся через границу, ждала самая суровая расправа, вплоть до заключения в Бастилию или отправки на галеры, невзирая на сан, возраст, репутацию и состояние здоровья. Ибо Людовику независимость личности была противнее крамольности суждений. Недруги Арно, и в первую очередь вождь гугенотов, пастор Жюрьё, саркастически попрекали его тем, что ему популярность и слава его книг дороже жизни и свободы друзей, платящихся за непомерное его тщеславие. Упреки были не совсем справедливы; но таков вообще удел писателя, живущего в эмиграции внешней или внутренней, в особенности же человека, который сам полагает свое слово орудием Истины, а множеством других почитается воплощением Совести.
А Расин и Буало поддерживали с Арно отношения самые дружеские, уважительные и вместе с тем свободные. Надо сказать, что Арно, при всей суровости теологических воззрений, непреклонности в жизненном поведении и аскетизме в житейских обычаях, был человеком достаточно широких, иной раз неожиданных взглядов в том, что касалось светской культуры – философии, словесности. Многие современники склонны были отождествлять янсенизм с картезианством, да и потомки поддавались этому соблазну. Тождества не было; но родство в самом строе мысли было несомненно. Арно, по всей видимости, и сам это сознавал. Во всяком случае, именно с защитой Декартовой философии связана история одной давней словесной битвы, в которой Арно сражался рядом с Буало и Расином.