Мари-Катрина очень привязалась к сестрам, а они к ней; юная мадемуазель Расин мечтала принять постриг именно в Пор-Рояле. Надеждам этим не суждено было сбыться; Пор-Рояль так никогда больше и не получил разрешения пополнять число своих монахинь, и в марте 1698 года Расин пишет сыну: «Мне сказали, что вашей старшей сестре непременно следует вернуться к нам… Ваша бедная сестра в слезах и в самом большом горе за всю ее жизнь. Она должна навсегда расстаться со своей дорогой тетушкой и со святыми сестрами, вместе с которыми она была бы так счастлива служить Господу». Мари-Катрина хотела бы подождать развязки в соседнем монастыре и принять постриг там, если двери Пор-Рояля окажутся действительно накрепко запертыми. Но родители рассудили, что лучше ей вернуться домой, чем скитаться по монастырям. Мари-Катрине оказалось нелегко входить заново в мирскую жизнь. «Ваша сестра начинает снова привыкать к нам, – пишет Расин в апреле, – но не к миру, который, кажется, ей мерзит. Она много заботится о своих сестренках и братце и делает это очень мило… Понадобилась большая борьба, чтобы она решилась носить самые простые и скромные платья, которые нашла в своем шкафу, и пришлось по крайней мере обещать ей, что ее никогда не будут заставлять носить ни золота, ни серебра».
Но Мари-Катрина переоценила свои силы – и душевные, и физические. Уже в июне Расин замечает: «Ваша сестра все страдает своей мигренью. Боюсь, что бедная девочка не сможет исполнить великие замыслы, которые она вобрала себе в голову, и я не удивлюсь, если нам придется поискать для нее других путей.» И дальше: «Мне кажется, что ваша старшая сестра довольно охотно принимает те скромные украшения, от которых она так гордо отказывалась, и я имею основания думать, что ее призвание к монашеству улетучится столь же быстро, как некогда ваше – поступить в орден святого Бруно. Меня все это вовсе не удивляет; ведь я знаю, как непостоянны молодые люди и сколь малым подкреплены их решения, особенно если решения эти такие крайние и настолько выше их сил».
Действительно, уже к августу родителям стало ясно, что их дочь не создана для монашества: «Ваша сестра спрашивает совета у всех священников, что ей следует выбрать: мир или монастырь. Но вы можете понять, что когда спрашивают подобных советов, это значит, что решение уже принято. Мы с вашей матерью всерьез ищем для нее хорошую партию; но такие вещи не делаются в один день». Впрочем, особенно долго ждать не пришлось. Помог господин Виллар, которому Расин, по словам этого доброго соседа и друга, «открыл свое сердце и объяснил доверительно свои взгляды на брак и тот род союза, которого он желал бы для своей дочери, добавив, что если бы нашелся человек, действительно отвечающий его желаниям, к примеру, молодой и толковый адвокат, хорошо воспитанный, взращенный добрыми руками, уже добившийся первых успехов в судебных делах, с приличным и законно приобретенным состоянием, – то он не колеблясь предпочел бы его более блестящей партии, хотя ему и подавали такого рода надежды весьма знатные и влиятельные люди, желающие выдать замуж его дочь…»