В следующем письме, через неделю, Расин сообщает обещанные подробности: «Я наконец, посоветовавшись с моими лучшими друзьями, совершенно отказался от того союза, который мне предлагали для вас. Вам дали бы девицу с восемьюдесятью четырьмя тысячами франков; такую, или приблизительно такую, сумму она сможет получить после смерти отца и матери; но они оба еще молоды и могут прожить лет двадцать; кто-нибудь из них даже может вступить в новый брак. Значит, у вас был бы риск в течение долгого времени иметь не более четырех тысяч ливров ренты и, может быть, восемь или десять ребятишек на руках, прежде чем вы достигнете тридцатилетнего возраста. Вы не сможете держать ни лошадей, ни экипажа; одежда и стол поглотят все. Это разрушит те надежды, достаточно прочное основание для которых вам дают ваше усердие и благосклонность, коей вас почтили господин де Торси и господин де Бонрепо[108]. Прибавьте к этому характер девицы, о которой говорят, что она любит роскошь, свет и все развлечения света, и которая, возможно, довела бы вас до отчаянья, всячески вам переча и досаждая».
Сам Жан-Батист скорее радовался возможному повороту в своей судьбе, как явствует из письма его матери: «Нам показалось, что блага, которые вы могли получить в этом деле… произвели на вас слишком большое впечатление, и вы недостаточно подумали о том, что ваш отец сообщил вам о характере этой особы. Я вижу, сын мой, что вы не понимаете, как это важно для спокойствия всей жизни. А ведь это единственная причина, которая заставила нас все порвать. Что до меня, то я была сильно обеспокоена еще одним: девица эта рыжая». Рыжие волосы почитались тогда большим недостатком; красавице Мадлене Бежар, подруге Мольера, этот порок даже мешал в ее сценической карьере. Но замечательно, что как раз госпожа Расин с ее репутацией женщины практической и приземленной озабочена прежде всего человеческой стороной дела, тогда как мужчины, отец и сын, куда больше заняты подсчетом выгод и потерь. Похоже, что брак этот был бы действительно не самой завидной партией для Жана-Батиста. Хирург Феликс, к примеру, женил сына на девушке со ста пятьюдесятью тысячами ливров приданого. Правда, и его собственное состояние много превышало расиновское.
С дочерьми тоже все обстояло совсем непросто. Они все так или иначе изъявляли желание уйти в монастырь. Такая судьба, особенно для девушек, которые не могли рассчитывать на большое приданое, обычна в XVII веке. Необычна несомненная искренность, даже горячность сестер Расин в желании ее избрать. Едва ли может быть лучшее доказательство подлинно благочестивого духа, царившего в семье. Старшая, Мари-Катрина, в 1697 году поселилась в кармелитском монастыре – том самом, куда удалилась в свое время Луиза де Лавальер. Но уже через несколько месяцев отец привез ее в Пор-Рояль, очевидно в надежде, что запрет принимать послушниц будет наконец снят и его дочь станет первой новой монахиней Пор-Рояля за много лет.