– Я придумала. Мы все лето будем выходить в сумерках и гулять до утра. Мы проведем это лето в ритмах природы, как растения, как дельфины…
– Просто поменяли полосатые на бесполосые да купили, и вся фигня…
Академик в конце длинного коридора в стеклянной арке, в светлой рубахе с вышитым воротом машет приветственно рукой.
Академику за шестьдесят, но выглядит на сорок пять, седые прядки еще только обживаются в вороной шевелюре, кажутся творческой проделкой парикмахера, и сеть морщин возле умных внимательных глаз не очень видна за очками в золотой оправе. Рот странный, почти безгубый, или они, губы, как-то внутрь завернуты – похож рот на щель.
В кабинете смелые сочетания старинных книжных шкафов, высоких и узких, с навершиями в виде пик и лилий, огромных черных кожаных кресел, в каждом из которых можно утопить по слону, и ультрасовременных конструкций из тонких реечек, дюралевых и алюминиевых планочек; стол с огромной стеклянной столешницей кляксообразной формы, подвижные футуристические светильники все время меняют очертания, а рядом со столом на тумбочке штуковина с экраном – возможно, так и выглядит так называемый «личный компьютер», о котором Покровский читал в «Науке и жизни».
И множество керамических стаканчиков с остро отточенными карандашами, в одном пучок зеленых, в другом красных, в третьем голубых, и машинка для заточки карандашей, к услугам которой академик дважды прибегнул по ходу не слишком длинного разговора.
– Я по поводу вашей покойной сестры, Михаил Александрович.
– От всей души постараюсь помочь. Могу я вам предложить, – академик сделал малозаметный жест, просто, показалось, пальцем пошевелил, и из стены выдвинулась, приятно жужжа, тумба красного дерева, распахнулись створки и заиграли всеми цветами радуги бутылки – пузатые, квадратные, закрученные в спираль, в форме Пизанской и Эйфелевой башен, – немножечко промочить горло? Вы присаживайтесь…
Покровскому почудилось, что академик сделал в слово «горло» ударение на другое «о».
Покровский посмотрел на кресло и сел на стул, тоже антикварный, красного дерева, с прихотливой резьбой, но в нем, во всяком случае, не исчезнешь с макушкой. Согласился на виски с содовой.
– О вас, Михаил Александрович, коллеги глубоко уважительно отзываются в том смысле, что вы взяли к себе жить сестру… в противоречивой ситуации. Не побоялись, так сказать, рискнуть своим положением.
Профессор пожал плечами. Покровскому мгновенно стало стыдно. Профессор говорил приветливо, но все же с элементом легкого снисхождения, как с человеком, который вряд ли может судить об академических положениях.