Все беженцы были тощие и голодные. Но даже после того, как они немного отъедались в лагере, у женщин по-прежнему выпирали животы – результат многолетнего выживания на черных сухарях и жидком картофельном супе. За то короткое время, что Ева работала в лагере беженцев, она заполнила массу репатриационных бланков – не сосчитать. Каждый день ей приходилось проводить собеседования и мириться с разочарованием. На место убывших беженцев приезжали новые, и лагерь по-прежнему был переполнен.
Наконец всех новичков расселили, всех младенцев перепеленали и накормили, все документы оформили, и команда служб помощи позволила себе немного передохнуть.
– Нескончаемый процесс, – вздохнула Ева. – Только одних отправили, прибывают толпы других. Такое впечатление, что этот лагерь никогда не опустеет.
– У нас здесь постоянно находятся тысяч двадцать, – сказал Кен. – Но в сравнении с тем, что творилось в Германии сразу по окончании войны, детка, это просто рай. Дороги запружены иностранной рабсилой, все пытаются вернуться домой. Куда ни глянь, всюду обезумевшие родители ищут своих детей, а потерявшиеся дети – мам и пап. А между ними снуют перепуганные насмерть нацисты – пытаются где-нибудь спрятаться, делая вид, что они к этому кошмару не имеют никакого отношения.
– То есть, по-твоему, сейчас здесь тишь да гладь?
– Нет, конечно, но гораздо спокойнее, чем было. Мы стараемся навести хоть какой-то порядок для несчастных, у которых вместо удостоверения личности один лишь ярлык с надписью OST.
– Я видела десятки таких карточек. На них стоят три буквы и больше ничего. OST – это ведь просто «восток», да? То есть получается, что эти люди ниоткуда, у них нет родины.
– Быстро схватываешь, – похвалил Кен. – Из Восточной Европы на работы в Германию пригнали семь миллионов человек. Немцы стремились обеспечить дешевой рабсилой свои самолетостроительные и шарикоподшипниковые заводы, ткацкие фабрики и горнодобывающие предприятия. Им нужны были рабы, которые возделывали бы поля с сахарной свеклой и капустой. А в качестве документа всем выдавались одинаковые карточки, так что люди становились единой безликой массой.
– Семь миллионов… Представить трудно.
– Немцам было плевать, откуда родом привезенные рабы. Они не считали их за людей, имеющих свое прошлое, культуру, традиции. Для них это были остарбайтеры – рабочие с востока. Место их прежнего проживания – регион, город, деревня – для расы господ не имело значения. На карточке под фотографией просто печатали OST жирным черным шрифтом и все. Карточки не выдавались только узникам концлагерей, где каждому его или ее «паспорт» выкалывали или выжигали на внутренней стороне правой руки.