Ликующая процессия польских семей погрузилась в поезд, и состав покатил по извилистой колее. Мужчины свешивались из вагонов, размахивая флагами и платками. Девушки провожали взглядом эшелон, пока тот не скрылся из виду.
– Пойдем, – Салли дернула Еву за руку. – Нам всего-то осталось отправить домой тысяч десять поляков, и дело сделано.
Девушки рассмеялись и побежали к грузовикам, возвращаясь в лагерь, к тысячам беженцев, которые ожидали своей участи: повезет им – и они поедут строить новую жизнь в Америке; не повезет – и они вернутся в свои старые дома, мучимые неопределенностью и страхом.
Последующие недели и месяцы кому-то приносили радость, когда им сообщали, что их заявления о выдаче американской визы удовлетворены. Но даже этих счастливчиков порой ждало горькое разочарование, если кого-то из членов их семей забраковывали при прохождении последнего медосмотра.
– Это невыносимо, – посетовала Ева в разговоре с Салли после того, как одной семье запретили выезд по состоянию здоровья. – Они были почти у цели, руку протяни – и вот она, новая жизнь. И надо же, их младший ребенок заболел туберкулезом. Теперь им ничего не светит. А счастье было так близко.
– Да, закон подлости, – вздохнула Салли. – Они дорого расплачиваются за годы страданий, но по крайней мере они живы. И если у них не получится эмигрировать или вернуться домой, они могут остаться здесь. Пусть не в лагере, но они могут вполне прилично устроиться в Германии. Посмотри на тех, кто уже решил остаться. Они ремонтируют старые дома и возделывают землю. Недавно мы видели их в деревне: выращивают свеклу, лук, морковь. Они хорошо питаются, им ничто не угрожает. Какая-никакая жизнь, а не неминуемая смерть, которой они страшились. И местные постепенно к ним привыкают.
И Еве вспомнились изнуренные заключенные, которых допрашивали в Бад-Нендорфе в связи не с военными преступлениями, а их политическими убеждениями.
– Возможно, на родине многих ждут гонения. А здесь они по крайней мере свободны.
7 января 1947 г.
В стороне от лыжной трассы
После она не раз вспоминала слова Кена о том, что с окончанием зимы и приходом весны, когда сойдет снег, будут находить трупы. На протяжении всего первого года ее пребывания в Вильдфлеккене Кен отпускал шуточки по поводу вершащих самосуд мстителей и их несанкционированных расправ, но теперь один такой «подснежник» был и на ее счету.
Какая же я дура, честила себя Ева. Идиотка. И зачем только я отправилась с ним на прогулку? Все пыталась помочь им почувствовать себя нормальными людьми, пыталась делать вид, что мы все снова можем быть цивилизованным обществом. Чем вообще я думала?