Ее звали Ева (Голдринг) - страница 120

– Это не самые лучшие лыжные склоны в Германии, зато рядышком, – объяснил Петер, ведя ее к покачивающемуся кресельному подъемнику. – Если хочешь по-настоящему насладиться катанием, нужно отправляться дальше в Альпы.

– Да, конечно, – отвечала Ева, усаживаясь в кресло рядом с ним, – но я не могу надолго покидать лагерь. Длинный отпуск у меня только весной, и я вполне счастлива, что имею возможность покататься хотя бы здесь.

Подъемник полз все выше и выше, прорезая искрящийся воздух. Еве не терпелось пробежаться по свежему снегу. Все вокруг было новое, чистое, белое, словно снег засыпал весь ужас последних пяти лет. На вершине Петер указал в сторону Ашаффенбурга, лежавшего на западе.

– Там склоны еще лучше, но этот для нас наиболее подходящий. Готова? – Ева снова подтянула широкие брюки, надеясь, что они не свалятся с нее во время езды, и кивнула.

Они покатили вниз. Петер – стремительно. Ева – медленнее и осторожнее. Морозный воздух, обжигая щеки, воодушевлял и раззадоривал, и постепенно в ней крепла уверенность в собственных силах. Достигнув подножия склона, они захотели снова подняться. После второго спуска Петер сказал:

– Давай еще разок и хватит, да?

Небо уже начинало подергиваться розовыми красками заката, день быстро угасал. Поколебавшись, Ева ответила согласием:

– Что ж, на разок время есть. Поехали.

Они скользили бок о бок, а потом Петер резко повернул и влетел в ельник, крикнув:

– Сюда давай, так интереснее.

И Ева последовала за ним. Лавировать между хвойными деревьями было еще труднее, она бежала все медленнее и медленнее. В ельнике было темнее, чем на открытом месте. Снег, конечно, белел между темными стволами, но меркнущий дневной свет сюда почти не проникал, и она не заметила, что Петер спрятался за деревом и ждет, чтобы поставить ей подножку. Должно быть, он наступил на передний конец ее лыжи, потому что она кувырком полетела в мягкий снег.

– Черт, – выругалась Ева, поднимая голову. – А я-то думала, у меня кое-что получается.

Она отстегнула лыжи, но встать на ноги не успела: он внезапно навалился на нее. Она почувствовала, как он, всей тяжестью своего тела придавливая ее плечи к земле, стаскивает с нее большие, не по размеру брюки.

– Ты что?! – взвизгнула она, сопротивляясь. – Прекрати!

Петер кулаком вмазал ей по голове, да с такой силой, что она, охнув, набрала полный рот снега.

– Englisch, – презрительно бросил он со злостью в голосе. И куда только подевались его учтивые мягкие интонации, которые она слышала прежде? – Такие все из себя праведные, надменные! По-вашему, мы можем забыть? Сейчас узнаешь, что я думаю о вас, о тех, кто постоянно твердит нам, что мы виноваты и должны быть наказаны. Я положу этому конец, здесь и сейчас.