Ее звали Ева (Голдринг) - страница 121

Он сплюнул, потом теплой влажной рукой схватил ее за ягодицы, пальцами нащупал анус и затем силой овладел ею, разрывая нежную ткань. Ева закричала от боли.

– Не нравится? А если так? – и он снова вонзился в нее все так же безжалостно, но уже причиняя меньше боли. Он осквернял ее тело, которому любимый супруг дарил только ласки и наслаждение.

Сделав несколько толчков, Петер крякнул и отстранился. Это было жестоко и унизительно, но быстро. После он встал и заправился. Повернув голову, Ева увидела, что он стоит, прислонившись к дереву, и закуривает сигарету. Поза у него была расслабленная, вид – непринужденный, словно он остановился у фонарного столба на улице, чтобы перевести дух после утомительной беготни по городу.

Еве удалось повернуться на бок и приподняться, опираясь на локоть. В интимных местах болезненно саднило, но серьезных повреждений, по ощущениям, не было. Она не заговаривала, не плакала, но была в ярости и очень напугана. Однако, несмотря на шок и страх, она сразу вспомнила наставление сержанта-инструктора по рукопашному бою, словно наяву услышав его командирский голос: «Если есть возможность, первой хватай их за яйца. Не жди, когда на тебя нападут. Другого шанса может не представиться». Петер ее знал только как приветливую беззаботную девушку, которая в лагере заполняла документы на получение визы и в свободное от работы время колесила на велосипеде. Он не догадывался, что у нее сильно развит инстинкт самосохранения, сформировавшийся в суровых условиях жесткого обучения навыкам бесшумного убийства.

Ева смахнула снег с куртки, лица, волос. Встала, застегивая на себе мешковатые брюки. Он беспечно курил и, смеясь, говорил:

– Думаешь, мы способны забыть, как ваши самолеты бомбили нас, разрушали наши прекрасные города Дрезден, Кельн? Как уничтожали тысячи ни в чем не повинных граждан? Никогда! Мы вас ненавидим, и я сейчас с наслаждением, не спеша буду убивать тебя, английская сучка!

Ева мгновенно насторожилась. Угроза и ненависть, звеневшие в его голосе, не оставляли сомнений: ей отпущено всего несколько минут на то, чтобы спасти себя. И в голове, словно мантра, снова зазвучали наставления сержанта: «Резко бей снизу, не колеблясь, без промедления». Сумеет ли она? Спасет ли ее это?

Ева сунула руку под куртку. Пусть думает, что она в шоке. Пусть утратит бдительность, расслабится, уверенный, что она не даст отпора. Она нашла то, что искала, и ринулась на него, метя в глаза, как ее учили. Острый карандаш, один из тех, что она точила каждый день на рабочем месте, заполняя документы, отбирая беженцев, которым дозволено покинуть лагерь, проткнул глаз и вошел в мозг. Петер издал вопль, схватился руками за лицо и упал на колени, корчась от боли. Острием лыжной палки она пробила ему голову.