– Как еще это объяснить? – она протягивает ей первый документ – заполненный печатный бланк. – Это ведь тебе адресовано, да?
Эвелин смотрит на бланк, поправляя очки. Уведомление о ее переводе в центр для допросов в Бад-Нендорфе.
Но это ничего не значит, пока кто-то не выяснил, какие еще люди находились там в то время.
– Смотри, а вот старый паспорт на твое имя, – Пэт показывает ей давно просроченный паспорт с ее фото. На нем Эвелин очень молодая, молодая и невинная. – А вот еще один паспорт, тоже с твоей фотографией. Только вот не пойму, почему имя другое. Какая-то Ева Куча.
– Ева Кушек, – тихо поправляет ее Эвелин.
– Да хоть бы и так! Это все твое, я же вижу. Значит, и оружие тоже тебе принадлежит, – Пэт хмурится, поджимая губы.
– Мне очень жаль, дорогая, – качает головой Эвелин, – но я ничего этого не помню. Может, это вовсе и не я положила все те вещи в чемоданы.
– Может, и не ты. Но все эти документы – разрешение на оружие, письма и прочее – на твое имя. Это все твои вещи, а ты говоришь, понятия не имеешь, что лежало в тех чемоданах.
Эвелин с улыбкой смотрит на Пэт:
– Дорогая, я очень хотела бы тебе помочь, но память у меня уже не та, что прежде.
Она переводит взгляд на поднос:
– Ты к кофе даже не притронулась, дорогая. Остынет ведь.
Она берет еще одно печенье, смотрит на него, морща нос, и говорит:
– Не понимаю, зачем Мэри принесла мне «Джемми Доджерс». Знает ведь, что я их не люблю. Я хочу шоколадные. Они способствуют пищеварению.
27 января 1944 г.
Дорогой мой, любимый!
Я знаю, будь ты рядом, ты сказал бы, что я слишком взбалмошна и опрометчива, что лучше бы мне не торопиться, однако я серьезно подумываю о том, чтобы бросить службу в корпусе и пойти по твоим стопам.
Я уверена, что способна делать что-то более полезное, чем сидеть и ждать чванливых офицеров. Все идет к тому, что эта «священная» война скоро закончится. Мы слышали, что с Ленинграда снята окаянная блокада и его несчастные жители, наконец-то, свободны.
Первое время на службе все было даже ничего, я привыкала к своему чу́дному «Хамберу», но в канун Нового года, когда я предпочла бы отвести душу, мне пришлось снова везти в Портсмут двух офицеров. К тому времени маршрут я уже знала хорошо, но, ты представляешь, по их милости я всю новогоднюю ночь просидела в машине, и они хоть бы словом предупредили. Более того, я даже праздник не могла отметить, так как у меня не было ни еды, ни напитков. А утром, когда они наконец вернулись, я от них только и услышала: «О, водитель, мы совсем про вас забыли». И потом, жутко уставшая и раздраженная, я была вынуждена снова везти их в Лондон. До чертиков обидно, что меня воспринимают как должное, относятся ко мне с пренебрежением. Я этим сыта по горло и хочу перемен. И еще меня огорчает, что я ни на йоту не приблизилась к тому, чтобы отомстить за тебя.