Наверно, почему-то не смог.
Скорее всего, застрял в какой-нибудь дыре, ничего страшного, позвонит в четверг.
Мари вглядывалась в лицо Агустина. Смотрела на гордо вздернутую мордашку мальчика, не желавшего сдаваться.
Он не виноват, они же поубирали везде телефонные кабины, что он мог поделать.
Мари легонько ерошила ему волосы, тихо говорила “да”. Позвонит в четверг, ты прав, когда будет в нормальном месте. Добавляла: я тебя люблю. Я люблю тебя, мальчик мой, ты знаешь.
Последний раз целовала его в макушку и смотрела, как он входит в школьный двор, бежит к другим мальчишкам, окликает их:
Арам! Гаспар!
Иногда звонка не было и в четверг вечером.
Существовали некоторые признаки, позволявшие надеяться: отсутствие звонка в понедельник, ни одной открытки уже давно. Они ужинали вдвоем тарелкой супа или пиццей, за которой ходили в пиццерию “Пти Напль”. Потом Мари ставила какой-нибудь фильм. Когда я приходил, мы усаживались втроем смотреть Клинта Иствуда или Пьера Ришара.
А иногда, встретившись с Мари, я сразу видел, что он звонил. Я чувствовал, что она очень далеко от меня, как будто тоже укатила куда-то, связанная с автостопщиком обновленной, окрепшей связью. Она говорила: он в Шампани, он в Стране Басков, он около Монлюсона. Спокойным голосом. Счастливым. Влюбленным. Он на пляже в Вандее, представляешь, хорошо живет, гад. Все это с восхищенным смехом, и у меня было ощущение, что она сама только что вернулась оттуда, что они не только поговорили, но и увиделись, и на ее лице играют отблески пляжного света.
Угадай, где он вчера ночевал.
Угадай, где он провел вчерашнюю ночь, завернувшись в свой чертов спальник, этот псих, угадай, в ангаре, где хранятся доски для виндсерфинга, нет, ну откуда на меня свалился такой мужик, и я видел, что, рассказывая это, она им гордится: мой мужик ночует в ноябре в ангаре для парусных досок и звонит мне на рассвете, чтобы сказать, что он меня любит, я чувствовал, что эта мысль ей нравится, что она наслаждается их общей свободой – свободой автостопщика, но и своей тоже, свободой женщины, способной любить человека, которого рядом нет, который где-то далеко, в пути, любить его даже отсутствующего, любить его вместе с его исчезновениями – за эти исчезновения.
Каждый раз, когда отец возвращался, Агустин подолгу его расспрашивал. Задавал вопросы про автостоп, про водителей, про разные места, которые тот повидал. Спрашивал, что выращивают в тех областях, через которые он проезжал. Какие дома там строят.
Если так будет продолжаться, я скоро стану специалистом по Франции, говорил автостопщик, усмехаясь.