вот слово, которое приходит на ум. Ничего общего с классическим образом бродяги. Он предпочтет двое суток не спать вообще, но не позволит себе опуститься до уровня лохматого маргинала. И при любых обстоятельствах останется элегантным, каким был уже в юности. И если кому-то из нас двоих цыганщина была свойственна, то скорее мне, а не ему.
Мари и Агустин ждали его звонков. Особенно Агустин. Автостопщик никогда не давал обещаний, не назначал день и время. И все-таки установились некие правила. Утром в понедельник перед школой. Вечером в четверг. Почему в четверг, почему не в среду или не в пятницу?
Агустин замечал совпадения, радовался этому подобию семейного уклада и стал предвидеть эти звонки. Мари рассказывала мне, как по утрам в понедельник, проглотив завтрак, он сидит на полу у дивана в гостиной и играет около телефона в свой “Плеймобиль”, чтобы скрасить ожидание. Как старается сохранить самообладание, когда телефон наконец звонит и на нем высвечивается неизвестный номер с незнакомым кодом города. С каким нетерпением он отвечает и сразу же начинает говорить с отцом, словно продолжая разговор, прерванный накануне. На какие хитрости пускается, чтобы продлить беседу, будто не знает, что другие дети спешат мимо их дома в школу, а родители подгоняют их: давайте скорее, вы же видите, что мы последние, да быстрей же, черт возьми, шевелитесь, сейчас закроют ворота.
Агустина это не волновало. А чем ты там занимаешься, папа? Где ты завтракал сегодня? Какой кофе ты пил, ристретто или американо? – стараясь в слове “ристретто” правильно раскатывать “р”, как научил его автостопщик в последний раз, когда они виделись.
Потом он с нарочитым спокойствием клал трубку и шел к двери, где Мари уже стояла в пальто. Они вдвоем выходили на холод, словно недосягаемые теперь для остального мира, чуждые бессмысленной общей суматохе, необходимости куда-то торопиться. Шли неспешным шагом к школе и приходили последними, но почти вовремя. Их безмятежность мгновенно гасила раздражение надзирателя у входа, все его возмущение, нелепое перед спокойствием этих двоих, он не мог этого не чувствовать, любые его попреки выглядели бы явно неуместно, и он лишь пожимал плечами со снисходительной улыбкой и ободрял Мари, которая пускалась в извинения.
Сейчас восемь тридцать две, ну и что? Вы опоздали на две минуты, ничего страшного, с каждым случается.
Иногда телефон молчал.
Агустин ждал, тихо сидя на диване. Он ничего не говорил, не проявлял разочарования, продолжая увлеченно, невозмутимо читать. Мари следила, как бегут минуты на циферблате будильника, смотрела, как прилежно мальчик читает, будто вовсе и не ждет звонка от отца, будто ему все равно, зазвонит телефон или нет. Детский гвалт на тротуаре возле дома постепенно нарастал, врывался в дом, наполнял гостиную, становился оглушительным минут на пять, потом постепенно стихал, слышались лишь отдельные случайные выкрики. Агустин вставал и, ни слова не говоря, надевал пальто. Они отпирали дверь и шли по холоду в школу.