Но однажды утром я обнаружил под дверью открытку со штемпелем деревни Конт. Щит на въезде в деревушку, у обочины какого-то проселка. Вокруг тучные пастбища. Все напитано водой, пышные живые изгороди, трава в канавах такой высоты, словно полгода шел дождь. Коровы уныло таращатся в объектив. Вдали виднеется дом с синими ставнями, сарай, ворота кемпинга.
Красивое название: Конт, Сказки.
Ни Красной Шапочки, ни злого Серого Волка пока не видел, писал автостопщик. Даже поросят нет. Но деревенскую воду пью, как Астерикс – зелье Панорамикса. Набираю ее в бутылки для твоих будущих романов, Саша. Никогда не знаешь, когда что пригодится.
Предыдущая открытка пришла из Банкета, крохотной деревушки, затерянной в Черных горах: речка, рождающаяся в ущелье, падающая на скалы вода, пихты, свежесть, мох, грибы, прогалины.
Та, что еще раньше, – из Босолей, Прекрасного солнца.
В голове у меня щелкнуло. Это его новая игра. Новая погремушка.
Спустя два-три дня я встретил Мари. Она тоже получила открытки. Первая из Ла-Фермете, Стойкости: лиственный лес, маленькая ферма с остроконечными шиферными башенками, прямоугольные дымоходы, пышный газон. Вторая из Аллон, Пойдем: сосновый бор, сколько хватает глаз, с подлеском из папоротников и лесных цветов, песчаные склоны, голубятня, вход в бистро, на фронтоне которого написано “Привал охотников”. Третья из Ла-Реюньона: древесные папоротники, заросли, настоящие джунгли – а может, просто имя местечка перешло на окрестную растительность, удваивая ее роскошь, заставляя выглядеть более буйной, тропической, живучей.
В деревне Ла-Реюньон сто двадцать три жителя, но, похоже, писем сюда приходит больше, чем в Рокфор или Марманд, писал автостопщик. По одной простой причине – ошибка в почтовом индексе. Каждый день десятки, сотни олухов ошибаются. Хотят послать письмо на Реюньон (остров!), а шлют в эту дыру в департаменте Лот-и-Гаронна. Смешно, да? Целую из Южного полушария, мои дорогие.
Однажды утром я получил письмо в конверте. Не просто открытку, а настоящее письмо на нескольких страницах. Автостопщик писал из городка Ив, что на побережье Атлантики. Увидел на карте название – имя отца, умершего пятнадцать лет назад. И тут же вылез из машины, увозившей его в Ла-Рошель. Волокся не один час, уже в темноте, чтобы добраться до места.
Письмо было трогательное. Автостопщик рассказывал, как прибыл ночью в этот прибрежный городок на полпути между островом Ре и островом Олерон. Как ступил на его пустынные улицы. Невозможно было понять, как устроен город, представить себе его план, найти центр. Он бродил, замерзая, в отчаянных поисках хоть какой-нибудь гостиницы, ошарашенный безжалостной ситуацией: я приехал к отцу и должен теперь спать на улице, как собака? Он перепробовал дверцы всех припаркованных у обочины машин. Наконец нашел одну открытую. Из последних сил залез внутрь. Спал там, трясясь от холода – укрыться было нечем, только плащ и рюкзак. Встал до рассвета, чтобы не поймали. Подождал восхода солнца на автобусной остановке. И тут случилось потрясение. Городок в самом деле разбежался вдоль моря, карта не врала. Но между морем и жилой зоной шла автострада. Иначе говоря, стена. Больше чем стена. Самая опасная, самая шумная, самая неодолимая из всех стен. Автостраду проложили над городом, на насыпи, закрывавшей горизонт. Море было не только недоступно – невидимо. Одним словом, моря не было.