Я спросил: Мари, все хорошо?
Кровь у меня бурлила. Я сел, посмотреть в темноте на нее, стоящую в двух метрах от меня, нагую. На черный кустик ее лобка, который видел первый раз. На изгиб ее плеч, грудей.
Она подняла руки, вытащила заколку из волос, положила на комод. А потом обошла кровать, откинула одеяло и скользнула ко мне.
Я хотел встать, не позволить ей сразу ложиться, попросить еще постоять передо мной, чтобы я смотрел. Улыбнувшись, почувствовал, что она уже здесь, что ее ноги обвили меня, что ее живот прижался к моему. Почувствовал ее жар. Жар ее лобка на моей ляжке.
Мари, все хорошо? – опять спросил я, но спрашивать надо было скорее меня самого.
Она растеклась по моему телу, впустила меня в себя. Я смотрел на нее в темноте, она сидела у меня на ляжках, тихонько двигаясь туда-сюда, ее соски упирались мне в лицо. Я взял их в рот, закрыл глаза. Она ускорила темп. Я отдался ее скачке, размашистой, глубокой, приятной. Почувствовал, как наслаждение вгрызается в живот, вгрызается еще чуть сильнее с каждым ударом бедер. Надо было сказать что-то вроде подожди, подожди, ты меня сейчас убьешь. Она не останавливалась, я не смог дольше сдерживаться, кончил, она пробежала еще чуть-чуть, по инерции, а потом тоже кончила, притормозила, остановилась, легла на меня, обхватив всеми членами, раздавив всем весом.
Мари, сказал я.
Саша.
Нет: знаменитый Саша.
Ветерок ее смеха пощекотал мне шею. Мы замолчали. Я прижался лицом к ее лицу, почувствовал мокрые щеки.
Все хорошо? – спросил я.
Все хорошо.
Я хотел вытереть ей лицо, почувствовал, как слезы стекают ко рту.
Все хорошо, точно?
Она молча кивнула.
Я дико устала. Дико устала, мне надо поспать.
Спи.
Она уткнулась головой мне в шею. Я чувствовал на коже ее мокрые щеки. Соленый вкус слезы, попавшей мне в рот.
Прости, сказала она.
За что прости?
Что я такая вымотанная.
Я спущусь вниз, сказал я.
Куда это ты спустишься?
Пойду лягу внизу.
Нет, останься.
Агустин увидит, что мы спали вместе.
Плевать, сказала она. Мне совершенно плевать.
Она встала, сходила в туалет. Вернулась в кровать и прижалась ко мне.
Можно я на тебе посплю, Саша?
Я обнял ее. Она положила голову мне на грудь. Прямо ввинтилась. У самой грудины, словно хотела устроиться у меня между ребер, быть как можно ближе к моему сердцу, всю ночь слышать его биение. Я не шевелился, счастливый, больше чем счастливый. Думал, она вообще не уснет, так колотится у меня сердце. Через пять минут она уже спала. Я боялся двинуть хотя бы пальцем. Бодрый, как будто проспал неделю кряду.
Утром зазвонил будильник, я почувствовал, что Мари по-прежнему здесь, у меня на груди. Недвижная как камень. Я тихонько выбрался из-под нее. Встал, принял душ. Пошел будить Агустина.