Я думала, вы в отпуск уехали. Не видела света по вечерам и была уверена, что вас нет.
Я сидел с ребенком одной подруги, ответил я и почувствовал, с каким удовольствием говорю с незнакомкой о Мари, называю ее подругой.
Всю неделю?
Всю неделю, да.
Ну-ну, повезло ей с вами, этой подруге.
Я со смехом пожал плечами.
Согласен.
Она пожелала мне хорошего дня и захлопнула окно.
Я повалился на кровать с романом Кормака Маккарти, памятуя об афоризме “Не было такого горя, что не рассеялось бы после часа чтения”[11]. Но даже Маккарти мне наскучил. Даже рубленые фразы в “За чертой”, одной из любимых моих книг, сейчас казались фантастически искусственными и вымученными.
Дрочилово, подумал я, мне часто случалось так думать про манерные книги, но про Маккарти – никогда. Гребаное несносное дрочилово.
Я швырнул “За чертой” в другой конец комнаты. Книга шмякнулась в угол. Осталась там лежать, словно птица, разбившаяся об стену, с взъерошенными страницами, смятой обложкой, брюхо вздулось, как опухоль от пощечины.
Я вспомнил слова соседки: повезло ей с вами, вашей подруге.
И уснул.
Прошло два дня. Три дня. Первый день был пасмурный. Второй – ясный, и я, неподвижный, смотрел, как солнечный свет обходит комнату, по очереди освещает стены. Как он около двух часов дня падает точно мне на подушку. Греет лицо. Тихо соскальзывает на паркет. Потом на стену справа. Потом оставляет комнату во власти холода.
Я злился на солнце за то, что оно так прекрасно: в пасмурные дни, по крайней мере, не стыдно сидеть дома.
Потом я почувствовал, как грусть медленно отступает. Не сразу это понял. Но вскоре оказалось, что спазм в животе прошел. Я сварил макароны. Сожрал их. Как-то незаметно снова начал читать Маккарти. Прочел залпом “Остров” Ступарича, книжечку, всю пронизанную солнцем и Средиземноморьем, о ныряльщиках со скал. Книгу, где отец скоро умрет, и, пока не поздно, они с сыном встречаются, плавают вместе, подначивают друг друга, без слов говорят о своей любви.
Я не перестал думать о Мари. Наоборот, думал о ней все больше. Через несколько дней оказалось, что я больше не грущу. А ленюсь, потому что отдыхаю. Мне так нравится. Незаметно, сам того не заметив, я снова стал надеяться.
Понемногу ко мне пришла уверенность: это только вопрос времени. Скоро все будет.
Я прождал еще несколько дней. Так сдерживают радость. Так ждут момента, когда ей можно дать выход, наверняка.
Наконец однажды в полдень я подошел к ее дому.
Она была одна, Агустин в школе. Открыла дверь, увидела меня.
Это ты.
Я пытался прочесть по ее лицу, радостный это факт или печальный.