Утром Риттер проснулся мрачным и взволнованным — а то ли три, то ли четыре призрачные фигуры все маячили возле кушетки, мерцая стробоскопически в такт ритму, который отбивали часы Морфи. Чашка кофе лишь усилила снедавшую его нервозность. Он быстро оделся, сунул часы Морфи на цепочке в карман, прихватил серебряную пешку и вышел из дома, намереваясь отыскать лавку, в которой приобрел эти предметы.
Он обыскал вдоль и поперек улицы Монтгомери, Кирни, Грант, Стоктон, Клэй, Сакраменто, Калифорния, Пайн, Буш и все прочие в окрестностях. В конце концов наткнулся на пыльную витрину, в точности похожую, как он уверил себя, на ту, в которой позавчера углядел фигурку варвара.
Вот только эта витрина пустовала, как и сама лавка, где подметал пол высокий и гибкий негр с пышной африканской прической.
Риттер затеял разговор с уборщиком, постепенно завоевал его доверие и выяснил, что видит перед собой одного из трех совладельцев нового магазина, где будут торговать товарами исключительно для черных.
Когда негр приволок громадное ведро с теплой водой и швабру с длинной ручкой, чтобы смыть с витрины пыльную патину, по которой Риттер и опознал нужную лавку, он вдруг разоткровенничался.
— Ну да, тут раньше торчал какой-то чокнутый старикан, продавал всякие поделки, в основном хлам и мусор, почти ничего полезного. Позавчера он спешно загрузил все свое добро в два больших грузовика, а я на него наседал и поторапливал, ведь он должен был съехать еще раньше.
Занятный типчик, скажу я вам, — продолжал чернокожий с ухмылкой, смывая с витрины целые полуострова и архипелаги пыли. — Попросил меня погодить и, зуб даю, свернул за угол и встал там на голову! Взял и встал, прямо вот так! Я уж решил, что его удар хватит, но через три минуты — я засекал по часам — он ловко вскочил, будто молодой, и давай паковаться вдвое шустрее прежнего, совсем грузчиков загонял. Честно, так и было.
Риттер ушел, не проронив ни слова. Он получил последнюю подсказку относительно личности старого прибалта и той четвертой, пока не проявленной фигуры, что присутствовала за мысленной шахматной доской.
Привычка вставать на голову, приговаривая: «Разве вам не любопытно», — да это же вылитый Арон Нимцович, самая эксцентричная из мировых шахматных величин, отец шахматного гипермодернизма и самый опасный, но неудачливый оппонент Алехина. Старый прибалт и выглядел как пожилой Нимцович, потому-то его лицо и показалось Риттеру знакомым. Ну да, считается, что Нимцович умер в 1930-х в родной Риге[9], но что такое жизнь и смерть для сил, с которыми выпало ныне столкнуться Риттеру?