– А я болела, – сказала Майя. – Аппендицит, представляете, мне только что сделали операцию.
– Разве у детей бывает аппендицит?
– Представьте себе, бывает. Помню суматоху в клинике, медсестры снуют туда-сюда, как будто я попала в фильм о войне. Все знали, кто убил Лару Бонилью, но никто до последнего не верил, что они на это пойдут.
– Да, это было что-то новое, – сказал я. – Помню, папа сидел в столовой, уперев локти в стол, обхватив голову руками. Он так и не притронулся к еде. И ничего не сказал.
– В тот день мы как будто оказались в другой стране, правда? По крайней мере, я так это помню. Мама испугалась, я видела страх в ее глазах. Конечно, она знала много такого, чего не знала я… А когда убили Галана?
– Вечером в пятницу, в середине года. Я тогда был… с одной знакомой.
– Как мило, – сказала Майя, криво улыбнувшись. – Вы развлекались, пока разваливалась страна. Она была вашей невестой?
– Нет. То есть должна была стать. По крайней мере, мне так казалось.
– Ух ты, безответная любовь, – засмеялась Майя.
– Во всяком случае, ночи мы проводили вместе, пусть даже вынужденно.
– Любовники комендантского часа, – заметила она. – Хорошее название, нет?
Она нравилась мне такой – веселой, нравились едва заметные морщинки, которые складывались у ее глаз, когда она улыбалась. Впереди нас оказался грузовик с большими молочными бидонами, похожими на неразорвавшиеся бомбы, на которых сидели три подростка без рубашек. Увидев нас, они почему-то рассмеялись. Помахали Майе, послали ей воздушные поцелуи; она прибавила скорость, обогнала их и ответила тем же. Она сделала это насмешливо и игриво, но было что-то в ее кокетливой улыбке (и жесте кинозвезды), что наполнило этот момент неожиданной чувственностью, по крайней мере, мне так показалось.
С моей стороны дороги в болоте, которое виднелось в просветах между кустарником, мелькнули два водяных буйвола; их мокрые шкуры блестели на солнце, а гривы прилипли к шеям.
– А в день, когда взорвали самолет «Авианки»? – спросил я.
– Вот тогда все и пошло к чертям, – ответила Майя.
После убийства кандидата в президенты Галана его политические знамена, в том числе борьбу с незаконным оборотом наркотиков, унаследовал юный провинциальный политик Сесар Гавириа. Чтобы убрать его со сцены, Пабло Эскобар приказал заложить бомбу в его самолет, и тот даже не успел набрать высоту.
Бомба взорвалась вскоре после взлета, и обломки развалившегося самолета – а с ними тела трех пассажиров, которые, по-видимому, погибли не от самого взрыва, а при падении на землю, – рухнули на Соачу, в то же самое место, где во время демонстрации был расстрелян на деревянной платформе кандидат в президенты Галан. И я не думаю, что это было простым совпадением.