– Хорошо. Но тут только и говорится, что о работе и ничего об отдыхе.
– Это и сбивает с толку.
Я отлично помню, что слушал их беседу несколько минут, озадаченно и рассеянно, – все ждал, что кто-нибудь упомянет Лаверде, – пока не убедился, что говорившие не имели никакого отношения к смерти Рикардо Лаверде, больше того, Рикардо Лаверде в нем даже не фигурировал. Один из мужчин сказал, что они в ста тридцати шести милях от радиомаяка и что им предстоит снизиться на тридцать две тысячи футов, так что пора браться за дело. Вот тогда-то другой и произнес слова, которые все изменили:
– Кали, это «Американ», рейс девять-шесть-пять, прошу разрешения на посадку.
Просто невероятно, что мне потребовалось так много времени, чтобы понять: через несколько минут этот самолет врежется в гору Эль-Дилувио, и среди погибших будет женщина, которая собиралась провести праздники с Рикардо Лаверде.
– Центр управления воздушным движением «Американских авиалиний» в Кали, это рейс девять-шесть-пять. Слышите меня?
– Диспетчер «Американ», Кали, слышу вас, девять-шесть-пять.
– Отлично, Кали. Будем у вас минут через двадцать пять.
Вот это и слушал Рикардо Лаверде незадолго до своего убийства: запись черного ящика самолета, в котором погибла его жена. Меня будто током ударило, или будто я потерял равновесие и мой мир рухнул. «Где он это взял?» – спрашивал я себя. Разве можно запросить запись черного ящика и получить ее, как, например, документ о кадастровой записи? Говорил ли Лаверде по-английски или, по крайней мере, знал ли этот язык достаточно, чтобы слушать, понимать и сокрушаться, – да, особенно сокрушаться, – по поводу этих переговоров? А может, и не нужно было ничего понимать, ведь о жене Лаверде там речи не шло, и ему хватило одного ужасающего осознания того, какая связь была между беседующими пилотами и одним из их пассажиров?
Два с половиной года спустя эти вопросы оставались без ответа. Затем капитан попросил схему захода на посадку (номер два), потом номер взлетно-посадочной полосы (ноль один), включил посадочные огни, потому что в небе над аэродромом стало тесно, потом они говорили о том, что находятся в сорока семи милях к северу от Рио-Негро, искали координаты на полетной карте… Наконец через громкоговоритель прозвучало…
– Дамы и господа, – сказал капитан. – Мы приступили к снижению.
Они приступили к снижению. Одна из пассажирок – Елена Фритц, которая только что навестила свою больную мать в Майами, или ехала с похорон бабушки, или просто навестила друзей (отметила с ними День благодарения)… Нет, она навестила мать, больную мать. Елена Фритц, наверное, думает о ней, переживает, спрашивает себя, права ли она, оставив ее одну. Она думает и о своем муже Рикардо Лаверде. Думает ли? О муже, который вышел из тюрьмы.