– А? Что вы хотели, сэр?
– Ваша позиция по РМД[25].
– Окей, – говорит капитан, – расстояние до Кали, хм-м… тридцать восемь.
– Где мы? – спрашивает второй пилот. – Кажется, мы…
– Держим курс на Тулуа[26], так?
– Да. А до этого мы куда шли?
– Не знаю. Что это? Что происходит?
«Боинг-757» снизился до высоты тринадцати тысяч футов, сначала повернув вправо, а затем влево, но Елена Фритц этого не замечает. За окном ночь, темная ясная ночь, внизу уже видны очертания гор. В пластиковой шторке иллюминатора Елена видит свое отражение, она спрашивает себя, что она здесь делает, правильно ли это – лететь в Колумбию, действительно ли ее брак еще можно спасти или права ее мать, которая сказала ей тоном предвестницы апокалипсиса: «Вернуться к нему будет худшей твоей ошибкой». Елена Фритц готова согласиться, что она идеалистка, но это, по ее мнению, не приговор и не означает, что вся ее жизнь состоит из одних неправильных решений: идеалисты тоже иногда добиваются успеха.
Свет в салоне гаснет, лицо в окошке исчезает, и Елена Фритц думает, что слова матери ее не волнуют: ни за что на свете она не оставит Рикардо одного в его первый сочельник на свободе.
– Кажется, приборы барахлят, – говорит капитан. – Не знаю почему.
– Тогда беру левее? Взять левее?
– Нет-нет, не стоит. Черт, нет, идем прежним курсом…
– Куда?
– На Тулуа.
– Он правее.
– А мы где? Поверни правее. Нам на Кали. Мы облажались, да?
– Да.
– Как мы могли так облажаться? Правее сейчас, правее.
Елена Фритц, сидя в салоне эконом-класса, не знает: что-то пошло не так. Если бы у нее были некоторые познания в области воздухоплавания ее бы насторожила перемена маршрута, она бы заметила, что пилоты отклонились от установленного курса. Но нет: Елена Фритц не разбирается в воздухоплавании и не знает, что снижение почти на десять тысяч футов в незнакомой зоне над гористой местностью сопряжено с риском. О чем она думает в таком случае?
О чем думает Елена Фритц за минуту до смерти?
В кабине звучит сигнал тревоги: «Опасная близость к земле», – говорит электронный голос. Но Елена Фритц его не слышит: там, где она сидит, не слышны сигналы тревоги и предупреждения об опасной близости горы. Экипаж добавляет мощности, но не отклоняет рули высоты. Самолет немного задирает нос. Но этого недостаточно.
– Черт, – говорит пилот. – Выше, парень, выше.
О чем думает Елена Фритц? О Рикардо Лаверде? О предстоящих праздниках? О своих детях?
– Черт, – повторяет капитан, но Елена Фритц его не слышит. У Елены Фритц и Рикардо Лаверде есть дети? Где они сейчас, если есть, и как изменилась их жизнь, когда исчез их отец? Им сказали, куда он делся, или они выросли, окруженные паутиной семейной лжи, выдуманных мифов и перепутанных дат?