Она поднялась и подошла к плетеному коробу, который, видимо, был тяжелым, потому что Майя несла его за ручки, прижав к себе, как прачки в прошлые века носили тазы для стирки.
– Послушайте, Антонио, дело вот в чем, – сказала она. – Тут полно вещей моего отца. Фотографии, письма, адресованные ему, и письма, которые писал он. Все это пришлось разыскивать, не то чтобы я нашла это на улице, нет, ничего подобного. У сеньоры Сандоваль было много всего, например. Вот этот снимок, смотрите.
Конечно, я сразу узнал его, узнал бы, даже если бы кто-то вырезал, удалил фигуру Рикардо Лаверде. Голуби на площади Боливара, тележка продавца кукурузы, Капитолий на заднем плане, серое небо моего серого города.
– Он сделал эту фотографию для вашей матери, – сказал я. – Для Элейн Фритц.
– Я знаю, – сказала Майя. – Вы уже видели ее?
– Он показал мне ее, сразу как сделал.
– А что-нибудь еще – какое-нибудь письмо или документ?
Я вспомнил ту ночь, когда отказался зайти к Лаверде домой.
– Нет, ничего, – ответил я. – А еще что там?
– Разное, – сказала Майя, – не такие уж важные вещи, мало о чем говорящие. Но меня успокаивает, что они у меня есть. Вот доказательство, смотрите. – Она протянула мне бланк с печатью. Это был счет: вверху слева стоял логотип отеля в кружке неопределенного цвета (время сделало свое дело) и слова «Отель Эскориал», «Манисалес». Справа от логотипа располагался чудесный текст:
«Счета выставляются по пятницам каждого месяца, оплата вносится незамедлительно. Питание всегда включено. С того, кто занимает номер, взимается плата как минимум за один день».
Затем шла дата – 29 сентября 1970 года, время прибытия гостьи – 15:30, номер комнаты – 225; на следующей строке от руки написана дата отъезда (30 сентября, только одна ночь) и слово «отменено». Гостью звали Елена де Лаверде – видимо, она назвала свою фамилию по мужу, чтобы застраховаться от потенциальных домогательств, – и во время своего недолгого пребывания она позвонила, поужинала и позавтракала, но не пользовалась кабельным телевидением, прачечной и автомобилем. Действительно не такой уж важный документ и в то же время как окошко в другой мир, подумал я. И таких окошек в коробе было полно.
– Это доказательство чего?
– Простите?
– Вы сказали, что эта бумага – доказательство.
– Да.
– Вот я и спрашиваю: чего именно?
Майя не ответила. Она продолжала перебирать документы и говорила, не глядя на меня.
– Я нашла все это недавно, – сказала она. – Спрашивала имена и адреса, обращалась в США, объясняла, кто я, писала, звонила. И однажды пришла посылка с мамиными письмами, которые она писала, когда впервые приехала в Колумбию в 69-м году.