– А откуда ты знаешь, что я бьюсь в автобусе, как квотербек? – спросила она.
– Корпусу мира все известно, моя дорогая, – ответил он.
Итак, три дня спустя Элейн Фритц в последний раз отправилась в путь из дома рядом с ипподромом, теперь с чемоданами. Ей бы хотелось, что уж там скрывать, чтобы семья, у которой она снимала комнату, погрустила немного, хотелось сердечных объятий, возможно, даже подарка на прощание, вроде того, что оставила им она, – маленькую музыкальную шкатулку, которая наигрывала ноты, когда ее открывали.
Ничего этого не было: у нее попросили ключ и проводили до двери, скорее из недоверия, чем из вежливости. Отец ушел в спешке, так что была только хозяйка, заполнившая своей фигурой весь дверной проем, она смотрела, как девушка спустилась по лестнице и вышла на улицу, даже не предложив ей помочь вынести чемоданы.
Появился маленький мальчик (их единственный ребенок – в рубашке навыпуск и с деревянным грузовичком красно-синего цвета в руках), он спросил что-то неразборчиво. Последнее, что услышала Элейн перед тем, как свернуть за угол, был ответ хозяйки:
– Она уходит, сынок, в дом к богатым, – сказала женщина. – Неблагодарные гринго.
В дом к богатым. Это было неправдой, потому что богатые не сдавали комнаты добровольцам Корпуса мира, но у Элейн не нашлось аргументов, чтобы вступить в дискуссию о финансовом положении семьи, в дом которой она направлялась. Ее новый дом, следует признать, был роскошью, о какой еще несколько недель назад Элейн не могла и мечтать: приятное здание на проспекте Каракас с узким фасадом, небольшим садиком в глубине участка и плодовым деревом на лужайке перед домом, которое росло прямо у стены, облицованной плиткой. Фасад был белым, деревянные рамы окон выкрашены в зеленый цвет, а чтобы войти, нужно было открыть кованые ворота, которые отделяли палисадник от тротуара и издавали жуткий визг каждый раз, когда кто-нибудь их открывал. Парадная дверь вела в тусклый, но уютный коридор. Слева от коридора открывались стеклянные двери в гостиную, далее находилась столовая, а затем коридор огибал небольшое патио, где в горшках росла герань; справа от входа шла лестница на второй этаж.
Элейн все поняла, взглянув на деревянные ступени: их покрывала видавшая виды тонкая ковровая дорожка (на некоторых ступенях проступали серые нити); шурупы медных порожков, которые удерживали ее, кое-где повыскакивали из гнезд, они оторвались от деревянных досок, и иногда, когда ты быстро поднимался наверх, чувствовалось, как пошатываются ступени, слышалось позвякивание металла.