— Именем Короля, приказываю! Раздеть сего преступника догола, заковать в колодки и оставить на площади для народного суда!
Площадь вновь загудела, все словно посходили с ума. Одни обнимались, другие прыгали на месте, кто-то истошно вопил. Некоторые гномы раздирали свои лохмотья и громко смеялись. Немногих присутствующих на площади ребятишек женщины поспешно уводили прочь от зрелища предстоящей расправы.
Тащившие всю дорогу Скалозуба стражи с остервенением начали сдирать с него одежду, и так изрядно истёршуюся за время долгого заточения. Полностью голого его грубо наклонили и чуть ли не впечатали в нижнюю перекладину колодок, стоявших поодаль. Руки запихнули в боковые выемки и припечатали сверху второй створкой. Скалозуб попробовал пошевелить верхними конечностями, но всё, что он мог — это вращать кистями и головой.
Как будто того было мало, один из стражей с силой потянул его за правое ухо, жёстко прижав голову к створке колодок.
— Держи крепче! — услышал сквозь боль Скалозуб.
К уху приставили толстый гвоздь и несколькими ударами молота вбили почти по самую шляпку. Скалозуб взвыл от боли, но тут же крепко сжал зубы вновь. Дело было не в храбрости или гордости, теперь малейшее движение вызывало в приколоченном ухе ещё большую боль. Слёзы ручьём текли из зажмуренных глаз.
* * *
Скалозубу казалось, что миновала эпоха, хотя в действительности прошло от силы минут десять, а может, и пять. Боль постепенно перестала быть столь нестерпимой, но ухо горело огнём, шевелиться по-прежнему было нельзя.
Гномы вокруг спорили, причём крайне ожесточённо. Похоже, что большинство желало немедленной казни, тогда как маленькая, но, судя по всему, весьма влиятельная группа настаивала на необходимости «разобраться как следует в обстоятельствах».
Внезапно все голоса смолкли. Скалозуб невольно приоткрыл один глаз.
Стражи покинули площадь. Все до единого, вместе с Велером. Остался лишь Скалозуб и злобная толпа оборванцев. Прямо над ним высился старый гном со смутно знакомым лицом. Тот с молчаливым укором взирал на страдания закованного в колодки несчастного.
»Наверно, какой-нибудь нищий, коему я грубо отказал в милостыне. Решил, пользуясь случаем, вернуть мне должок», — промелькнула мрачная мысль, но сразу возникло более глубокое чувство: гнома он знал и ранее. Причём был знаком очень близко.
— Эх, Скалик, до чего довела тебя алчность… — старичок покачал головой. — Праотец свидетель, я всегда ощущал в тебе как огромный потенциал, так и невероятный, безудержный эгоизм. Жаль, что восторжествовала именно жадность.