— А ты! Ты, чем бы ты ни было… Катись в пизду! Катись в пизду, слышишь?! Катись…
* * *
— …зду.
Внезапно он осознал, что лежит на невероятно мягкой и удобной кровати, уставившись в потолок.
— Ох уж эта молодёжь со своей неуёмной похотью, страстью. Не успел очнуться, сразу бабу ему подавай! Стыд, срам, безобразие! — послышались шутливые добродушные причитания.
Ничего не понимающий Скалозуб попытался приподняться и оглядеться, однако сил едва хватило на то, чтобы просто повернуть голову.
Пастырь сидел у изголовья постели, на измождённом лице сияла улыбка. Старикан исхудал, уголок правого глаза весьма заметно подёргивался, волосы на бороде словно бы поредели, но для Скалозуба всё это было совершенно неважно:
— Дедушка… — непрошеные слёзы ручьём струились из глаз. Он вновь предпринял попытку привстать, но снова потерпел поражение. — Ты жив! Ты… ты…
— Жив-живёхонек! А учитывая, как вы, молодые, себя усиленно гробите, дам фору ещё любому из вас! Да лежи ты спокойно!
Скалозуб прекратил бесплодную дерготню — тело категорически отказывалось повиноваться своему обладателю. Словно того было мало, потревоженную по неосторожности кожу начало жечь. Спина непроизвольным образом изогнулась дугой, прикованный к постели гном зашипел.
— Тихо-тихо! Мы не для того с тебя пылинки сдуваем третий день кряду и трясёмся как мать над новорождённым, чтоб ты сдуру все волдыри себе разодрал! Сейчас-сейчас… Аккуратненько… Переворачиваемся на животик…
Сухие, но твёрдые руки пророка позволили Скалозубу сменить положение. Пастырь умеючи отодрал от спины гнома какую-то марлю и, смочив в растворе, пахнувшем грибокартофельным клубнем, чистые тряпки, наложил их на кожу своему пациенту.
— Так-то лучше, — удовлетворённо кивнул старичок, погрозив больному указательным пальцем. — Постарайся шевелиться поменьше, быстрее твои же ожоги пройдут! На вот, попей.
Лишь медленно осушив из соломинки огромный сосуд, очнувшийся от кошмара гном стал приходить в себя, по крупицам восстанавливая в памяти картину последних событий:
* * *
»Он маячит перед испуганным лицом ножницами и усмехается. Грубо остриженные рыжие волосы валяются на полу. Униженный, опозоренный гном трясётся и плачет.
Рыжеруб. Всплывает из глубин сознания имя.
* * *
Битва. Огромного роста гном вертится, словно юла, кроша в одиночку толпу супостатов. Как хорошо, что он бьётся за нас.
Бег по бесчисленным коридорам. Рунический круг. Пламя. Истошные вопли и запах тлеющей плоти.
Снова он улыбается.
Кременькан.
* * *
Он идёт голый навстречу врагам. Нет страха, нет сомнений, нет сожаления о содеянном. Или есть?