— Пей аспирин и спи. Потом обсудим.
— И все-таки, — Олег высвободил руку из-под одеяла и протянул ее за стаканом с растворенной в нем таблеткой аспирина, ежась от противного озноба.
— Это была не первая их встреча. Обычно во время первого контакта не дают деньги и не получают материалы от завербованного агента. Подготовительная работа проводилась. Почему встреча была такая сумбурная? Почему не побоялись присутствия Богны и тех, кто за ней ходил? А они не могли этого не замечать.
— Слушай, ну Петров не разведчик…
— Ага! — Руденко сбегал на кухню, притащил тарелку с мясом. Сказал извиняющимся тоном: — Я же не больной.
— Лопай, — разрешил Олег.
Он и смотреть на еду сейчас не мог. Голова кружилась и плохо соображала, однако он пытался удержать себя на плаву сознания. Но туман, который уже рассеялся на горе Витоша, словно преследовал его и заполз в голову.
— Он не разведчик, — вернулся к разговору Руденко. — Но парень ушлый. За ним и наши приглядывали, Лавренев ведь говорил. Что же выходит, дед все прохлопал? Да и цэрэушники тоже?
— А болгарские контрразведчики?
— История умалчивает. У деда есть старые знакомые, но те наверняка будут избегать общения. Боятся. Их и так преследовали, как и ребят из Штази. Меня сейчас больше волнует, как ты будешь домой добираться в таком состоянии.
— Собьем температуру, — был настроен оптимистично Олег. — Рассказ Богны хорошо записался? Может, еще раз прослушаем?
— Спи! — велел Руденко. — Я съезжу в посольство. Дам прослушать запись деду.
Он уехал. А Ермилов, пытаясь уснуть, ворочался, сопел, одолеваемый видениями в полусне. По канатной дороге в каждой кабинке ехало по шесть мужчин в плащах и шляпах, надвинутых на глаза. Олег пытался рассмотреть их лица, но туман застилал глаза, едва ему казалось, что вот сейчас, еще мгновение, и он увидит их. Наплывал туман, серый, липкий, как сгустки паутины. А значит, есть где-то паук, который ее плетет…
Понимая, что это бред, Олег пытался мыслить здраво, но и здравые мысли приводили его своей логикой, подогретой температурой, только к странному выводу, что таких больших пауков не существует в природе, а уж продуцировать столько паутины живое существо и вовсе не смогло бы. Он запутался в своей же «логике» и провалился еще глубже. Ему чудилось что кто-то огромный и белый с распростертыми руками повалился на него и давил всем своим чудовищным весом. Как статуя Иисуса из Бразилии. Слепили вспышки, словно его кто-то фотографировал.
Возникали обрывки мыслей, становившихся навязчивыми и густыми. Сумасшедший Петров, мечущийся по комнате с мягкими стенами, коварный фотограф, нанятый цэрэушником, Линли, не стареющий, как неумолимый механизм, машина Ее Величества. Его перстень, как маяк, светил из темноты, в которой брел Олег. И свет становился все ярче и, в конце концов, превратился в ослепительный.